Вернулся мельник.. Идет прямо к ней. Столик с едой впереди себя несет, такой же, как перед ними, столик. Указал взглядом на еду. Слезы навернулись на глаза, плачет Анфиса и ничего не может поделать с собой, уж и плечи вздрагивают. Ну и дура, чего разревелась? Люди, видать, ей добра желают.
Утерла слезы.
Мужики закурили, теперь сидели, не обращая на нее внимания, и она осмелела, взяла кусок хлеба, поднесла ко рту.
Постепенно она расслабилась, видя, как мирно разговаривают еще минуту назад страшившие ее люди. Но вот вскоре мельник воздел руки к небу, провел по губам, пригладил усы, затем встал и вышел, а полицай, оглянувшись на нее, поднимался тяжело, упершись руками в колени, папаха сдвинулась на ухо и, когда он стоял уже на ногах, выразительно махнул Анфисе рукой; мол, иди сюда.
…Качнулась земля под ногами. Колючий холод ворвался под рубашку, пополз от живота к груди…
Крикнула отчаянно:
— Мать я, мать…
…Звякнула бутылка, приглушенный звук вернул Анфису в действительность, на сердце тяжело, словно на то место, где оно учащенно бьется, надавили; попыталась вздохнуть всей грудью, да не получилось, еще раз попробовала — не помогло, тогда привстала. Ее беспокойное движение заметил сын, спросил взглядом: «Ты чего, мать?»
Она вымученно улыбнулась, и он успокоился, велел жене:
— Возьми… Двое пьют — покойника оплакивают…
Анфиса все еще оставалась во власти прошлого, но повелительный взгляд на сноху бросила: однако Санька лишь губами прикоснулась к стакану, поставила на место.
Сняло напряжение, Анфиса почувствовала легкость во всем теле.
У молодых захрустели огурцы на зубах. Джамбот взял бутылку. Проследив за движением его руки, мать произнесла про себя: «Оставь, ну, ты же меня…» Но оборвалась фраза, сын налил теперь уже в два стакана: гость и он чокнулись с Санькой. И на этот раз не выпила она. Мужики не закусили: утерли губы. Все так же молча. Анфисе такое молчание не по душе. Санька бы разговорила их, а то сидит, подперев голову руками, вытянув вперед шею, и смотрит в упор на мужа. Вдруг она вскочила с места — Джамбот не успел разгадать ее намерений — схватила бутылку с остатками водки и решительно поставила на дальний край стола, снова заняла прежнюю позицию.
— Во! — вырвалось искренне у Алексея.
Неприятно удивилась и свекровь, позор-то какой: убрала водку. Да только Алексей за порог, а уже по станице хабар пройдет о том, как Самохваловы потчевают гостя и что в доме верховодит Санька. Анфиса подумала, что давно пора поговорить со снохой, надо бы норов сбить. Ишь, сухостойная, нарожала бы пацанов, а то…
Муж поднял стакан, подержал на весу и опустил с силой на стол:
— А ты думал… Почему баба убрала бутылку? И не угадаешь, ломай-не ломай голову…
Гость уставился на Саньку, будто видел человека впервой.
— Обиделась она, вот в чем гвоздь! Права, это и говорить не надо. А почему права?.. — продолжал однако муж.
И не понять было, то ли с одобрением сказал, что-то вспомнив, то ли со скрытой угрозой, понятной только ей одной, Саньке: мол, погоди, дай гостю уйти, и я тебе объясню, что к чему.
— Пьем, а о ней ни слова, но она же герой. Да-а-а… Вот какие дела-то.
Наступила неприятная для всех пауза; Анфиса посмотрела на сына, только бы не распалился при Алексее.
— Твою лучшую свинарку на всю республику хвалили… — продолжал сын в прежнем сдержанном тоне.
И опять матери непонятно, куда он гнет.
Гость, поерзав толстым задом, подпер рукой голову, приготовился слушать.
— Попросили, значит, Саньку выйти на трибуну.
Мать скосила взгляд на сноху, она заулыбалась.
— Так-так… — вяло отозвался гость, кивая головой, будто себя проверял, не уснул ли.
Опять поднял-опустил Джамбот руку со стаканом, еще сильней пристукнул дном об стол, видно, не ожидал, что останется цел, потому что вертел им перед глазами, затем отодвинул подальше от себя, а для этого ему пришлось вытянуть на всю длину стола руку, и все же до края оставалось еще столько же.
Вспомнила Анфиса, как в детстве усаживались за стол всей семьей: с одной стороны мужчины, напротив них — женщины, во главе дед, а бабка сновала между печью и столом.
— Ну выбежала, значит, Санька, — в президиуме она сидела рядом со мной, — вроде бы занятие для нее привычное. А я гляжу и удивляюсь: да она ли это со свиньями возится? С трибуны на людей посмотрела, аплодисменты заработала авансом… Нет, не подкачала наша Санька. До того складно получилось, с жаром! Но ей бы уйти, как только написанное оттарабанила, да где там! Завелась…