Всю дорогу домой бежала, ни разу не остановилась и к сердцу не прислушалась. Повстречай ее кто-нибудь, спроси, куда несется баба, не нашлась бы, что ответить.
Вечер окутал станицу, на улице пустынно.
У самой калитки — не заметила, откуда он вынырнул — чуть не сбила с ног Алексея.
— Или за тобой гнались?
Выдохнула, будто и не было никакого беспокойства, отдышавшись, весело призналась:
— Ага…
— Подружки тебя не позвали на вечеринку?
Вспыхнула вся от неожиданной обиды, но удержалась, не показала и виду:
— А я уже вечеряла.
Хихикнул Алексей:
— С кем же? Со свиньями?
Санька пропустила его слова мимо ушей. «Без меня?! Ах вы… Вот зачем неслась помимо воли своей, предчувствие, выходит…»
— Погоди!.. У кого собрались? — вырвалось у нее.
Алексей и не собирался уходить:
— Одна в станице заводила…
— Фатима?
— Ну… А что за компания без тамады! Все равно, если нюхать розу через противогаз.
Засуматошничала Санька: заглянуть к себе домой или тут же бежать к соседке? Уже когда оказалась под ее окнами, махнула рукой на все.
А ей в спину Алексей:
— Да застрянет в твоем горле тот глоток!
Без стука влетела в темные сени и уже здесь услышала приглушенный, неторопливый бабий говорок. Нашла веник, кое-как сбила с валенок снег, ввалилась в хату.
— Здорово вечеряли! Бабы, низко всем кланяюсь!
Все свое настроение: горечь, появившуюся минутой раньше обиду на подружек, что обошли вниманием и не пригласили на вечеринку — все вложила в слова.
Тихий говор смолк, оборвался намертво. Бабы боязливо уставились на Саньку, будто та к ним с неба свалилась. А она в самом деле отвесила низкий поклон и, выпрямившись, глянула на подружек, насладилась произведенным впечатлением, ухватила сильными пальцами граненые бока стакана, наполнила до краев, выпила.
— Вот вам! — и озорно: — Ух, бабы, ну, погодите.
Те онемели, настолько неожиданно все случилось.
Пока Санька раздевалась, вино разобрало ее, выпила же на пустой желудок. Тепло приятно разливалось по телу, убаюкивало, не давало сопротивляться покою, овладевшему ею.
Нашла свободный стул и уселась.
Напротив через стол сидела Фатима, подперев рукой голову, цедила вино из фужера на длинной ножке; прическа у нее опять же новая — когда только человек успевает! Рядом с ней мать, тоже нарядная: на черном платье сверкали крупные бусы, волосы отливали медью. А что? Молодец Мария, замужем побывала, сколько раз требовалось душе. Когда же они сговорились собраться? И почему от нее утаили?
— Спой, мать, взвесели сердечко, — попросила Фатима.
И Мария затянула песню; голос мягкий, слова льются из глубины:
Положила Санька руки на стол, уронила на них голову: зареветь бы во весь голос, запричитать по-бабьи. Да нет, не выкричать всего. И вместо этого затянула со всеми:
Из-за стола поднялась Фатимка, крикнула:
— Чего повесили носы ниже пупка?
И перехватила песню, голосисто затянула:
Все так же нестройно, разноголосо продолжали бабы:
Но постепенно голоса выстроились:
В дверь застучали, но песня не прекращалась. Кому-то надоело бить кулаком в дверь, и он забарабанил в окно, а в хате песня все громче, яростней:
Взлетел наконец Санькин голос ввысь, вырвался на свободу.
Ударила Фатима кулаком по столу:
— У-у-х, Санька!
Песня стихла, не оборвалась, а растворилась, невесомо опустилась на мягкую траву, прилегла в кустах на бережку, не утомилась, а ласкалась к земле.
Обошла Фатима вокруг стола, каждой налила в рюмку, знала кому сколько, одну только Саньку выделила, в стакан.