Изучающе смотрел на соседа Асланбек. Интересно, заведись в Цахкоме такой человек, что бы делали его родственники? Увезли бы его далеко в ущелье, замуровали в пещере. Да от такого соседа разбежался бы весь аул. Да все цахкомцы за целый день не произнесут столько слов, сколько он сказал сейчас.
Усмехнулся Яша чему-то своему, и Асланбек повысил голос:
— Ты смеешься?
— Ей богу, нет.
Одессит перекрестился с самым серьезным видом.
Махнул рукой Асланбек, отвернулся от него.
— Князь, — канючил Яша.
Надо завтра успеть поменяться с кем-нибудь нарами, пока люди не узнали его. Не даст, видно, покоя.
— А, Бек!
Замучает, если не ответить ему, не успокоится.
— У нас дома из камня. Понимаешь?
— Я всю жизнь что-то путаю. И ты знаешь, мне за это достается на крупные орехи… Ну, а на собаках ты на своем Северном ездил много? С ветерком, да? С горки? Завидую! Собака — первый друг человека. Умно, гениально сказано. А что думает по этому поводу сам друг? Вот это я не знаю.
Перевернувшись, Асланбек свесился лицом вниз, с любопытством посмотрел на Яшу. Так вот какие они, городские парни. Настырные, глаза с хитрецой, озорные. Вспомнив, как одессит разговаривал с комиссаром, улыбнулся.
— А вы мне кажетесь симпатичным, Бек, — одессит пронес палец перед самым носом Асланбека.
Вольность одессита не понравилась Асланбеку, и он успел поймать его за запястье:
— Э, ты на кого поднял руку?
— Пардон, — воскликнул от боли одессит.
Асланбека взяло зло, и теперь уже без жалости он изо всех сил сжал ему руку.
— О-о, — взвизгнул тот.
Так бы и дал ему ногой под зад, чтобы летел кубарем.
— Скажи: «Извини»!
— Прости, Бек.
— Нет: «Извини!»
— Милый, какая тебе разница?
— Я так хочу.
— Ой-ой! Извини, извини, — завопил Яша.
— Баба, — Асланбек с трудом разжал онемевшие пальцы. — А вот я не закричу, на, нажимай! — он протянул руку. — Не хочешь? Это твое дело, но ты не мужчина.
— Ну вот, — одессит потер запястье и, как ни в чем не бывало, проговорил: — Так на чем мы остановились? — Он ткнул пальцем себя в лоб: — Ах да, вы меня обидели…
— Дайте спать, — проговорил кто-то жалобным голосом.
Приподнялся Асланбек на локтях: справа от него на нарах сидел молоденький боец.
— Кто там плачет? — спросил Яша, не вставая.
— Ганькин, Слава.
Потянувшись, Асланбек повернулся на левый бок, но сон пропал, и он долго ворочался, вздыхал, а когда начал дремать, услышал команду:
— Подъем! Тревога!
Он кинулся искать ботинки, забыв, что спал в них.
Мгновение — и в казарме поднялся гвалт, ошалело снуя и толкаясь, новобранцы повалили к выходу. Одессит же спал, похрапывая, Асланбек успел еще ткнуть его в плечо, он замычал, повернулся к нему спиной.
В казарму влетел комиссар, постояв с минуту, отрывисто крикнул:
— Тихо!
Схватив ранец и скатку, Асланбек устремился вон из казармы, у выхода споткнулся и непременно упал бы не успей схватиться за кого-то. Чертыхаясь, присел, быстро перемотал сползшую обмотку и выскочил на освещенный луной двор. Тут его встретила новая команда:
— По двое становись!
Нашел свой взвод, занял место в строю, а когда оглянулся по сторонам — увидел рядом с собой одессита: он с невинным видом раскачивался взад-вперед.
Когда же он успел? Шайтан, а не человек.
— Ай-ай! Целый год собирался Бек по тревоге! Конечно, вашему сиятельству очень трудно все делать самому. И почему вам не разрешат держать при себе слуг?
Яшкина издевка задела самолюбие Асланбека.
— Скажи еще одно слово, и я тебя разорву!
Одессит чмокнул губами, сделал большие удивленные глаза, ткнул пальцем в грудь Асланбека, нарочито растягивая слова, тихо произнес:
— Его сиятельство желает поговорить со мной конфиденциально? Я к его услугам. Сейчас самое подходящее время для душевных объяснений двух смертельно влюбленных, — Яша слегка поклонился.
Опустив к ногам скатку, Асланбек высвободил руку и собирался уже ударить Яшу, но вдоль строя медленно шел комиссар.
Новобранцы выстроились в две шеренги. В это время в широко распахнутые ворота въехала легковая машина, пересекла двор и остановилась рядом с комиссаром. Из машины стремительно вышел полковник, широким шагом прошел перед строем из конца в конец и вернулся на середину плаца. По шраму на лице и двум орденам Боевого Красного Знамени Яша узнал в нем командира полка.