Было ли это связано с тем, что подле нее постоянно находился Сихра и женщины его если не боялись, то уж точно опасались?
Пока Анна искренне наслаждалась отдыхом, разувшись и протянув обнаженные ступни к огню костра, ирокез сидел, слегка прикасаясь плечом к ее спине. Благодаря этому у нее оказалась даже своеобразная подпорка, и в какой-то момент она даже позволила себе откинуться и расслабиться еще больше. Немного мешал дым трубки, которую курил Сихра, но в эти благостные моменты девушка готова была терпеть неприятный запах. Лишь бы ей дали хотя бы одну лишнюю минуту для отдыха.
Привыкла она и к специфическому запаху, исходящему от кожи индейца. Смесь пряностей и жира, которая покрывала тело дикаря, защищала его от жары днем и прохлады – ночью, а еще – от кусачих насекомых. Многие индейцы пользовались этим средством, и порой Анне казалось, что и она в конце концов вся пропиталась этим «ароматом».
Но присущее ей смирение и умение приспосабливаться к любым невзгодам сыграли свою роль – она не морщилась, как прочие, и не отшатывалась в ужасе, чем, собственно, и смогла вызвать симпатию ирокезов и могавков, которые, в отличие от своих женщин, с детской простотой и непосредственностью подходили к ней, что-то спрашивали, что-то эмоционально высказывали, а то и вовсе трогали ее за платье и волосы. Да и между ней и Сихрой, как ей показалось, начали завязываться практически дружеские отношения. Как бы странно это не звучало и не выглядело.
- Спасибо, что позволил нам отдохнуть, - тихонько проговорила Анна в подходящей, как она подумала, момент, - Мы благодарны тебе.
- Ты тут не при чем, - расслабленно и задумчиво ответил ирокез спустя минуту, выдохнув очередную порцию сизого дыма, который окутывал и его, и сидящую подле девушку своеобразной вуалью.
- Стечение обстоятельств, - по-французски прошептала учительница, не зная зачем. Да и не было такие слов в индейском языке, наверное.
Но Сихра вроде бы как понял.
- Воля духов, - сказал он рассеянно, глядя прямо перед собой, - Они все решают за нас. Не понимаю, как бледнолицые живут без них.
- У нас есть Господь Бог, - осторожно проговорила Анна, надеясь, что индеец не поймет ее ответ за попытку опровергнуть его веру.
- Всего один, - пренебрежительно прыснул ирокез, - Ему, наверное, скучно.
Девушка не удержалась и мягко улыбнулась. И добавила:
- Пожалуй. Однако у него есть сын.
- Вот как? Уже лучше.
- Матерью Иисуса стала обычная смертная женщина, - снова открыла род француженка, - Ее звали Мария. Это была очень хорошая и порядочная женщина, которая очень сильно горевала, когда ее сын умер ради смертных людей.
- Я слышал от бледнолицых про Иисуса. Его распяли на кресте вместе с ворами и разбойниками. Почему?
- Так ему было суждено на роду.
- Предназначение?
- Именно. Он умер за грехи людей, которые были лишены рая. Умирая, они все отправлялись в ад.
- Даже те, кто не грешил?
- Даже они.
- Ваш Бог жесток, - укоризненно покачал головой Сихра.
- Первые люди нарушили его законы и заповеди, - удивляясь такому странному разговору, сообщила все же Анна, - И Господь их наказал.
- Правильно, - Сихра неожиданно одобрительно хмыкнул, - Мы должны быть требовательны к своим детям и наказывать за проказы. Наши Духи тоже наказывают нас, если мы их не слушаемся. Потому что так - правильно.
Эта необыкновенная пара - задумавшийся индеец с жуткой и пугающей прической и миловидная стройная девушка-европейка, сидящие невероятно близко друг к дружке, - замолчали.
И что-то до странного правильное и ютное было в этом молчании, около сладко пахнущего хвоей костра, выбрасывающие яркие искры.
“Он убил твоих друзей!” - пронеслась в голове Анны слабая мысль, вызывая неприятные воспоминания.
“Он взял вас в плен и собирается продать, как домашний скот!” - вторая мысль возникла практически сразу, пронзая неприятным уколом прямо в сердце.