Молодым гэбистом в пору начала правления Брежнева довелось Воливачу принимать участие в задержании главаря крупной ростовской банды. Им оказался простой сапожник на рынке. Никакой атрибутики главаря, никаких сберкнижек, а повиновались этому бессребренику и крупные обкомовцы, и заправилы торгов, и милицейские чины, не зная его в лицо. Идейный противник советской власти? Никаких следов. Он исчез бесследно, едва поступил приказ свыше рубить концы. Будучи руководителем" ведомства, вспомнил о нем Воливач, велел разыскать концы закрытого дела. Погибло несколько его опытных работников, а результатов повторное расследование так и не дало. И звонок был сверху: «Вам что, нечем заниматься?» Такие вот дела со скромными и честными бессребрениками. Воливач всегда вспоминал ростовского сапожника, едва речь заходила о Гуртовом. Не любил он его. Помощь принимал и в любой момент ожидал подвоха. С Гречаным он не заводил разговора о нем, не хотел навязывать свои убеждения, еще не хватало ссориться из-за предубеждений.
А назревал такой разговор. Как-то Гречаный обронил фразу, когда речь зашла о Судских: «Отмеченных печатью высоких качеств рано или поздно находит дьявол и не отпускает их никогда». «Кто это сказал?» — заинтересовался Воливач. «Великий магистр ордена тамплиеров Яков де Моле». «Его потом казнил какой-то король, подчистую его сторонников вырезал, — припомнил Воливач. — Толковый мужик был». «Толковый? — усмехнулся Гречаный. — Этот толковый мужик, давший обет бессребреничеству, основал гигантскую финансовую империю. Масон! Его преподнесли нам как мученика, а на его руках крови побольше, чем на руках Филиппа Красивого, казнившего де Моле. Это на масонские денежки вскормили Маркса и Ульянова, а этот толковый мужик еще тогда повелел выделять умных и талантливых, всеми средствами привлекать их в масоны, в слуги, понимай, дьявола».
Обоим судьба Судских была не безразлична, каждый по-своему они пеклись о нем, выражали симпатии.
Пока Воливач и Гречаный ладили.
— Недостает нам Игоря, — завершил неожиданно свои долгие размышления Воливач. Будто смерть Гуртового связана с жизнью Судских. Будто завещание Великого магистра ордена тамплиеров несет смерть и хаос.
— Скопытился педик несчастный! — по-своему реагировал на смерть Гуртового Мастачный. Будто теперь для него открывалась верная дорога к намеченной цели.
Ему лично от этого ни холодно, ни жарко. Сработал магистральный клапан души людей подобного сорта: мелочь, а приятно. Из класса лимитчиков. Мастачный через всю жизнь пронес духовную лимиту. Была бы жрачка. Лично ему Гуртовой нигде дорожку не перебегал, зато его кончина внесет коррективы в чью-то игру, и у Мастачного появится возможность побанковать, сорвать банчок.
Свое нынешнее положение он не считал безвыходным. Обосновавшись в приграничном украинском сельце, он и жил пограничной жизнью, готовый в любой момент перейти границу в ту или другую сторону, с ружьецом или торбой, как масть пойдет. Почти все было готово для новой жизни: семья давно перебралась в Канаду, лишь он довершал кое-какие делишки. Дельце первое: любимая дочь вот-вот закончит ковыряться в своих компьютерах. Дельце второе: еще не все денежки собраны для жизни, какую он наметил для себя и похвастался Судских перед его смертью. Дельце третье: отвязаться от старых долгов.
Казацкие разъезды почти ежедневно наведывались в сельцо, в рань и темень стучались к Мастачному, вынюхивали углы, искали что-то, да Мастачный не промах. Бумаги на этот случай выправил давно, еще когда сияла его генеральская звездочка. И на этот случай, и на другой, и на всякий разный. Именно для этого случая хату заранее купил, усы отрастил — сам вылитый казак, только переселенец из Казахстана. И заспивать с гарними хлопцами, и чарку выпить может, да вот беда с денежками, на стол выставить нечего, чем Бог послал, гости дорогие, снидайте, не взыщите…
Уходил Мастачный из Москвы простенько. Сто первая воздушно-десантная входила в столицу с севера, а он «ижачок» с коляской оседлал — и на юг в неприметных одежках, с документами на имя Петра Ивановича Бядули, который больше года обивал пороги на предмет получения гражданского статуса. Дочу старшую любимую оставил в Москве под чужой фамилией, в чужой квартире, где компьютеры втыкать в сеть сподручнее. Кичился, конечно, он перед Судских, что всего припасено у него на будущее, тип-топ, однако на поверку выявилось: берут на лапу всюду и знатно берут, не хуже Мастачного, и канадское гражданство тоже выходить надо. Одним словом, новая родина обошлась дорого, и, если не поднатужиться, грыжи не наживешь, но жить неинтересно. Когда это выяснилось, кормушки уже закрылись для генерала Мастачного. И паленым ощутимо пахло. Вот тогда он и поставил на кон свой вывернутый карман: востребовал к себе Портного из «Русича», а ему — кровь из носу найти Гришу Лаптева. Работа штучная, оплата наличной зеленью. Портно-ву, после прокола с Сонечкой Матвийчуком, пришлось за работу браться, как ни дурно она пахла. Разыскал он Григория Лаптева в госпитале и сдал Мастачному.