— Браты, — сказал он прочувственно, когда шум поздравлений улегся. Налил полный стакан, встал. — У меня сегодня еще одна радость, племянница из Москвы весточку прислала, сестренка моя нашлась единственная. Пропала среди беженцев из Казахстана и вот нашлась. Не могу, как видеть хочу. — Настоящая слеза капнула в стакан. — Выпьем, браты, за то, что не покупается, не продается — за наших родных!
Все поднялись, с чувством выпили и загалдели разом с новыми поздравлениями, и подъесаул предложил немедля отправиться с нарочным в столицу.
Чудесный выдался денек и вечер! Битый небитого везет… Браты маху не дали, опорожнили всю четверть и спать завалились кто где сидел. Спал Мастачный сном убиенного. Лишь под утро привиделся ему Григорий Лаптев. Вышел из воды и посмеивается:
— Попался?
— Не замай, — отодвинулся подальше Мастачный. — Кто попался?
— Ты, дурень! Я записи только для себя делал, все расчеты составлял с поправкой. Понял?
— С какой такой поправкой? — почувствовал сомнение Мастачный.
— Ас такой: для меня картина гладкая, а для дочери твоей выйдет искаженная, как в кривом зеркале. У меня ангелы, у тебя черти. Тебя ведь папа с мамой тоже с поправкой делали, с выгодой, время на любовь не тратили, вот чучелом тебя и сканировали.
— Не замай родителей! — закричал Мастачный. — Про шифр давай!
А тут еще Судских появился.
— Вот, Игорь Петрович, — обратился к нему Лаптев. — Нас нет, а этот урод морально-материальный процветает. Почему?
— Возможно, это он живет, как положено, — задумчиво ответил Судских, — а мы беспутно, мечемся по жизни. Он жрет, убивает ради этого слабых и даже сильней себя. Не закон ли это жизни?
— Но мы ведь мыслящие! И ему мозги даны, чтобы думать!
— Откуда мы знаем, что думает чайка? Мы упростили мир остальных живущих, себя считаем избранными. Мы себя уважаем, их нет. Помнишь, Гриша, как лет пятнадцать назад посеяли демократию, а проще — вседозволенность, и выросли тупицы-рэкетиры, безголосые певицы, лакеи стали избранниками народа, ворье — банкирами и главами правительства, и все они презирали людей, умных и честных. Выходит, они соль земли, а мы придатки?
— Выходит? Нет, Игорь Петрович, так ничего не выйдет. Бросим его как есть. Я не дам ему стать царем природы.
Они ушли, а Мастачный прошептал:
— С нами крестная сила!
И проснулся. Приподнялся на локте, оглядел похмельное товарищество. Видок не отрезвляющий. Поднялись невпопад, толклись по хате в поисках похмельного.
Сложные картинки подсунул ему буряковый самогон. С такого напитка и у профессуры академической шарики за ролики зайдут. Рассольца бы, рассольца, сканируй его, Господи!
Кое-как похмелились, после обеда с горем пополам выехали. В армейский газик вместо положенных пяти человек набилось семеро, Мастачный восьмой. Зажатый на заднем сиденье, Мастачный угрюмо сопел. Никто из пассажиров его не знал, на попойке их не было, и почтения к Мастачному они не выказывали, но винищем в закрытом газике несло изрядно. Умеющий крепко выпивать, Мастачный сивушных запахов не переносил. Настрадался он страшно.
До Москвы добрались в пятом часу утра. В кромешной темени взрезывая асфальт лучом дальнего света, промчались сквозь центр. Мастачный удивился: ни один разъезд не остановил газик. Странно…
— Куда это мы? — забеспокоился Мастачный. Москву он знал досконально. — Браты, мне бы на Бережковскую набережную, — попросил он робко.
— Нарочного доставим, потом тебя завезем, — ответили ему.
«Наверно, тот на переднем сиденье», — решил Мастачный о худощавом юноше, сидящем рядом с водителем, и затосковал даже о временах, когда сам сиживал на переднем сиденье.
Неожиданно улица показалась ему знакомой. Очень знакомой.
— Приехали, братан, — сообщил водитель. — Лефортово.
И защемило, засосало, засвербило во всем организме Мастачного. Покорно подставив запястья под наручники, он выбрался в яркий свет прожекторов. Чего-то не докрутилось в его хитрых планах.
С противоположной стороны в квадрат света вступил коренастый мужчина в спецназовской форме. Он пожал руку худощавому юноше, сидевшему в газике на переднем сиденье. Они, улыбаясь, переговаривались. Блеснули вставные зубы. Мастачный узнал коренастого. Бехтеренко. Подвели к нему.
— Набегался, дружок заклятый? — почти ласково спросил Бехтеренко, разглядывая помятого и пришибленного гостя.
— Я не бегал, — буркнул Мастачный.