В течении получаса Игорь подписывал за столом бумаги, менявшиеся в ловких профессорских руках а потом Черепков, после того как бережно сложил их в стопку сказал, садясь за стол:
- Сегодня после обеда вы будете свободны, Игорь Петрович. Можете подготовиться часам к четырем дня.
- И на этом все?
- То что я должен был сделать - да. На этом этапе, по крайней мере пока все.
- Можно частный вопрос, Федор Николаевич?
Видно стало как Черепков напрягся, но все таки через паузу вымолвил:
- Да, я слушаю.
- Скажите, а вы ... у вас ... тоже приход к ним случился через ситуацию, где вас спасли или помогли? Если не хотите, можете не отвечать, я пойму.
Глаза Черепкова утратили доброжелательность и приобрели холодную пустоту. Он не сразу ответил, уставившись в глаза Игоря пустым, безжизненным взглядом.
- Да, Игорь Петрович. У нас у всех своя, личная история как мы оказались в этом ... сообществе. И я не исключение. Вы хотели бы знать подробности?
- Если можно.
Черепков отодвинул пачку с бумагами на край стола, они вместе закурили сигары, Игорь любезно помог прикурить от своей зажигалки профессору и отошел к окну с работающим вентилятором.
- Вот такие, если выражаться человеческим языком, высокотехнологичные мискроскопические электронные приборы - Черепков достал из кармана своего халата пузатую, с двух концов запаянную ампулу длиной около пятнадцати сантиметров и осторожно положил на стол - есть в каждом из нас. И во мне в том числе, я точно так же прошел эту процедуру как и вы, как и все остальные. Только случилось это очень давно, в самый разгар Великой Отечественной, в 1943 году, на территории концлагеря, имевшие вороты с известнейшей фразой - "ARBEIT MACHT FREI", правда, на тех воротах с перевернутой буквой"В" в слове "arbeit".
- Освенцим?
- Он самый. Или еще Аушвиц 2, Биркенау, разные названия существуют. Я, не в состоянии двигаться от голода, тяжелой работы находился в одном из бараков, в очереди на сожжение в крематории, потому что сжигали настолько много людей, что нередко еще приходилось ждать своей очереди - горько усмехнулся профессор. - За неделю до полноценного контакта, будучи в бессознательном состоянии в течении суток, они и пришли ко мне, я так полагаю. Потому что именно после этого я стал обладать способностью читать мысли других, кто меня окружал. Моя голова буквально раскалывалась от того что я стал слышать, что думали те, кто находился рядом со мной, я просто начал сходить с ума, наверное так слышит Господь Бог чаяния людей, от нескольких миллиардов, находящихся на грешной этой Земле. А через семь дней, меня вытащили за руки и за ноги лагерные полицаи из числа самих заключенных, так называемые "капо", к одному из немецких офицеров, работающих в администрации лагеря. Красивый молодой эсэсовец, со светлыми, почти белыми волосами, тщательно подстриженный под полубокс, не моложе 25 лет, гладко выбритый, увешанный наградными крестами, в начищенных сапогах, холеный и скрипящий от чистоты. До сих пор не знаю его имени, какое положение занимал в военной иерархии и что с ним стало после моего вызволения из концентрационного лагеря. Всегда ходивший в черных перчатках из тонкой кожи, никогда их не снимал, даже когда надевал на каждую руку по стальному кастету с вылитыми на них нацисткими символами - свастика с двух сторон на рукоятке, страстно и со вкусом избивая через одного выстроенных в шеренгу заключенных концлагеря. У него существовало свое расписание - понедельник, среда, пятница, ровно с 12 до 14 часов, ни разу не нарушил его, выполняя все с немецкой педантичностью и трудолюбием. А после такого развлечения пил кофе у себя в кабинете, глядя в окно на толпу несчастных, идущих в газовую камеру. Так вот он и предложил помощь, в обмен на предоставление непрерывно передающей информации от моего организма, объяснив перед этим от кого он. Я точно так же как и вы, все остальные не поверил этому, он предоставил выбор - или я буду сожжен через двенадцать часов в печи или я принимаю то что он предлагает.
Черепков тяжело вздохнул, глубоко затянулся несколько раз, отложил сигару в пепельницу.
- Я не мог не согласиться, очень хотелось выбраться, пожить по настоящему а самое главное - работать, по своей врачебной специальности, по которой тружусь и по сей день. Громадное количество неосуществленных, незаконченных проектов, исследований осталось бы в печи в виде пепла от моего тела ... Пообещали что вывезут сначала в Краков а после переправят в Белоруссию, потом в Москву. Там же и провели введение этой жидкости в тело, в несколько этапов, в лагерном лазарете, в отдельном помещении под круглосуточной охранной двух солдат у входа я провел почти восемь дней - Черепков взял в руки ампулу со стола, прозрачный изумрудный цвет содержимого задерживал и не отпускал взгляда, притягивал своей неземной раскраской.