«И тогда мне больше не быть Наблюдателем, — мысленно подытоживаю я. — Провал мне в Центре простить еще смогут, они поймут, а вот нарушение Закона Наблюдателей — никогда».
— Ну, а если — нет? — осведомляюсь я. — Будете пытать? Загонять иголки под ногти и подсоединять к моим гениталиям провода от телефонного аппарата?
Арвин Павлович опять усмехается.
— В гестапо мы играть не будем, юноша, — медленно говорит он. — Хотя к определенному насилию над вашей личностью нам прибегнуть в этом случае придется. Кое-каких успехов в этом деле мы уже достигли. Есть, например, метод принудительного гипносканирования мозга. На худой конец, существуют различные препараты, заставляющие человека выкладывать всю правду-матку. В любом случае мы не отпустим вас, пока не получим интересующую нас информацию… Но выбор остается за вами. Вы можете еще подумать. До завтрашнего утра. Утро, как говорится, мудренее вечера. Не буду вам мешать.
Он резко поворачивается и выходит из «бункера». Через несколько минут в поле моего зрения возникает все тот же врач, который достает из чемоданчика какие-то принадлежности… Собирается продлевать мою иммобилизацию, догадываюсь я, и бессильная ярость охватывает меня. Но все, на что я способен, это поскрипеть зубами да погримасничать. Правда, есть еще одно средство… Вызываю Оракула, и мгновением позже перед врачом на кушетке лежит его абсолютный двойник. Но на медика этот эффект не производит никакого впечатления. С бесстрастным лицом он делает мне инъекции во все конечности, собирает инструменты и исчезает за дверью.
Я остаюсь один в бетонном карцере, освещаемом люминесцентными лампами. Словно догадываясь, что мне не нравится яркий свет, невидимый контролер за стеной или за потолком уменьшает яркость ламп до уровня «ночника». Я один в этой слабо освещенной бетонной тишине…
Хотя — почему один? Прикрываю глаза, и из мрака начинают выплывать лица. Лица моих друзей и коллег-Наблюдателей.
Вот Денис Лумбер. Мы учились с ним вместе, но он пошел на Выход раньше меня. Помню, вернулся он тогда весь не в себе, мрачный, с остановившимся взглядом и трясущимися руками. Раскрылся он мне лишь спустя месяц… Горел дом, пятиэтажный жилой дом. В него угодила зажигательная бомба, сброшенная с немецкого самолета. В дом входить было опасно, но еще можно было рискнуть… Перед домом толпились люди, но в основном это были женщины, старики и инвалиды — война была в самом разгаре. В одном из окон пятого этажа белели лица пятилетнего мальчика и семилетней девочки. Прильнув к оконному стеклу, дети смотрели вниз, на толпу. Они были так перепуганы, что даже не пытались звать на помощь. Женщины выли от ужаса, а мать детей рвала на себе волосы. Время от времени в черный от сажи снег с крыши, шипя, срывались горящие головешки — кровля могла вот-вот обвалиться. По неопытности своей Денис, потрясенный зрелищем пожара, не сумел вовремя уйти, и когда из окна, где только что были дети, вырвался наружу мощный язык пламени, мать несчастных кинулась на Дениса и стала бить его по щекам, царапать лицо ногтями и стучать по его груди крепко сжатыми кулачками, пока не потеряла сознание…
Тристан Эверстов — семидесятые годы двадцатого века. Он был одним из лучших Наблюдателей, на разборах и инструктажах его неизменно ставили в пример молодым. Когда Тристан понял, что никто из руководства службы полетов ему не поверит и вылет обреченного на гибель лайнера-гиганта с тремястами пассажирами на борту все-таки состоится, он обезоружил в аэропорту полицейского, прорвался на летное поле, захватил и удерживал самолет, отстреливаясь от группы по борьбе с террористами до тех пор, пока пуля снайпера не пробила ему череп… Самолет в тот день не разбился: вылет отложили, чтобы залатать пулевые отверстия в корпусе. Он разбился на следующий день, только на этот раз врезался не в горную скалу, а в густонаселенный жилой массив, и количество жертв достигло тысячи вместо трехсот…
И еще многие лица проходят передо мной, но как бы на фоне портретов Дениса и Тристана, Тристана и Дениса… Кто из них был прав? Чьему примеру мне последовать?
Если я снабжу Арвина Павловича и его команду информацией, которую они жаждут получить, я едва ли смогу вернуться в свой мир. Потому что они наверняка захотят предотвратить то, что составляло главную задачу моего нынешнего Выхода. Через три дня весь этот жаркий, пропахший пылью, потом и выхлопными газами город превратится в груду железобетонных развалин, из-под которых спасатели со всех концов страны будут тщетно пытаться откопать и извлечь живым хоть кого-нибудь… Чудовищной силы землетрясение — результат очередной серии подземных ядерных взрывов за много тысяч километров отсюда — сметет с лица земли жилые дома, фабрики, заводы, детские сады и больницы и оборвет жизни многих тысяч людей… Я должен был видеть, как ЭТО произойдет, чтобы моими глазами это видели и мои современники, и будущие поколения землян. Ведь без знания прошлого невозможно дальнейшее развитие человечества, невозможен Прогресс…