Он закрыл глаза. Им овладела опустошенность, его тяжелые веки слипались.
И вдруг, словно молния, в желудок ударила обжигающая кислота. Он вскочил, а затем снова сжался. Он не может расслабиться, не может уснуть. Только не сейчас, дело еще не сделано. Даже после смерти Эвелин у него осталось много работы. Это должно случиться сегодня ночью. Он пока даже не знал, где живет Брэндон Митчем. Ему еще многое нужно сделать, потому что сегодня…
Лео встал с кровати и направился к двери.
Когда мы свернули с магистрали, Шелли зачитала вслух инструкцию, написанную Бетти. Я миновал две проселочные дороги и добрался наконец до перекрестка: с одной стороны находился дом Гвендолин, с другой — закусочная, которая носила ее имя. Было почти полтретьего, поэтому я позвонил в закусочную. Трубку сняла женщина. Она сказала, что Гвендолин нет на месте, и я решил поехать к ней домой.
«Их надо брать свеженькими» — кажется, так говорила Столетти о допросе свидетелей. Без предупреждения. Мне понравилась эта идея. И теперь мне хотелось поскорее встретиться с Гвендолин, надеясь, что она сможет сообщить что-то новое.
Дорога была широкой, но знаки попадались очень редко. За окном проносились деревья и озера, размытая палитра темно-коричневого, зеленого и голубого цветов. На небе появились облака, однако оно по-прежнему было ясным. Я почти все время жил и работал среди высотных домов и редко видел нечто подобное. Вот почему Шелли, выросшая за городом, часто говорила мне, что здесь гораздо легче дышится. Конечно, я тоже иногда покидал пределы города, но, несмотря на приличный заработок, мне так и не удалось обзавестись загородным домом, да и в отпуск я выбирался нечасто. Юриспруденция стала не только моей профессией, но и моим главным увлечением. И думаю, это в определенной степени характеризовало меня.
Вскоре дорога стала грунтовой, а знаки исчезли окончательно. Повернув, я очутился в месте, которое городской парень вроде меня назвал бы коттеджным поселком: несколько деревянных и дощатых домиков, играющие полуголые дети, собаки, бегающие за ними.
Я свернул на усыпанную гравием дорожку и остановил свой «кадиллак», надеясь, что не заблудился. Колеса зашелестели по мелким камням. Интересующий меня дом не произвел особого впечатления: простой коттедж из сосны, довольно скромного размера, спрятанный в тени деревьев. В воздухе пахло скошенной травой и чувствовался едва уловимый запах тины. Я размял затекшие ноги и направился к дому. Шелли с безмятежным выражением лица шла рядом. Позади дома виднелся отлогий берег, внизу, на мостках, под зеленым навесом я заметил женщину. Она прикрывала глаза от солнца рукой и смотрела на меня.
Мать Наталии и Мии Лейк была венгерской балериной и очень красивой женщиной. Ее звали Нина Кири… фамилию я не запомнил. Нина встретила Конрада Лейка — наследника угольных месторождений в Западной Виргинии.
Он обосновался на Среднем Западе в сороковые годы. Если верить истории, Конрад впервые увидел еще совсем юную Нину на гастролях советского балета. Он тут же начал ухаживать за ней и в конечном счете женился и перевез в Америку. Говорят, заплатил приличную сумму людям из советского Политбюро, чтобы те отпустили ее из страны.
Их дочери Миа и Наталия унаследовали состояние отца и внешность матери, а затем, в свою очередь, передали эту утонченную красоту дочерям, Гвендолин и Кассандре. Я мог наверняка сказать это о Кассандре, поскольку в свое время мне на глаза попадалось немало фотографий этой девушки. Гвендолин я видел лишь на одном фото, где она была изображена еще подростком, и едва ли запомнил ее лицо. Но я обратил внимание, что она похожа на остальных Лейков — на Кэсси и Наталию и, возможно, Мию. Стройная брюнетка с продолговатым лицом и правильными чертами, в которых угадывалось нечто славянское. Я думал, что через шестнадцать лет она наверняка превратилась в настоящую красавицу, в ее облике появилось особое благородство, которое приходит с возрастом и подчеркивается прекрасной прической и аксессуарами.
Но женщина, которая поднималась к нам по берегу, выглядела иначе. Круглое открытое лицо и пышные рыжие волосы, мягко спадающие на плечи. Она была одета очень просто: длинная рубашка, короткие хлопковые шорты, сандалии. Небрежная одежда и двадцать килограммов лишнего веса скрывали весь ее былой шик, но даже сквозь очки в толстой роговой оправе я смог разглядеть блестящие глаза светской львицы — овальные и прозрачно-зеленые. Теперь в ней проявилась другая, тихая и спокойная красота, которая была полной противоположностью прежнему блеску. Но на самом деле такой она мне нравилась гораздо больше.