— Мария Витальевна, успокойтесь и проявите понимание, мы должны как можно быстрее сузить круг подозреваемых и найти тех, кто это сделал, — затараторила я, немного встряхнув убитую горем мать за плечи. — Я всё понимаю, но слезами вы делу не поможете, нужны показания и чем быстрее мы приступим к поискам, тем больше шансов найти тех, кто ответственен за это преступление. Вы меня понимаете?
— Убирайтесь прочь! — завопила она, рыдая.
Убитая горем женщина вжалась вспотевшей спиной в стену и замотала головой, словно старалась этим странным жестом стереть меня из своего поле зрения. Из глаз брызнули слёзы и она медленно осела на пол, завывая в голос и раскачиваясь из стороны в сторону. Я же, подхватив её под руки, поспешно усадила на стул и сбегала на кухню. Найдя валерьянку, накапала в стакан с водой и принесла воющей от бессильной злобы и отчаяния матери, чей сын ещё вчера утром, так безмятежно ушёл в школу, а сегодня вести о его смерти принесла полицейская. Понимая, что она не в состояние взять успокоительное я сама буквально насильно влила его в рот истерящей даме.
Она кричала долго и надрывно, пыталась царапать мой плащ и мотать головой в безумной ярости. Но это не помогало, ситуацию нельзя было обернуть вспять. Проблемы подобным образом не решались. На дикие вопли выбежала девочка лет десяти. Завидев рыдающую мать, она прижала к груди небольшого потрёпанного медвежонка подпалённого коричневого цвета, которого вынесла из комнаты, и тоже горько заплакала. Это уже было выше моих сил, я сама едва могла держаться. Грудь жгло и разрывало, но это моя работа, я должна оправдывать своё звание. Я должна найти убийцу, не только ради себя, но и ради тех, кто так же кричал и плакал по погибшим детям.
— От ваших показаний зависит многое, — наконец-то нашла в себе силы разлепить сухие губы. — Скажите, пожалуйста, что должен был делать ваш сын на протяжение вчерашнего дня? Это поможет сократить круг подозреваемых и отследить маршрут передвижения. Возможно, кто-нибудь вспомнит и поможет опознать убийцу. Прошу вас, поймите нас правильно. Мы теряем время, и каждая лишняя минута промедления может стоить ещё нескольких жизней. Это тяжело… Страшно… Но я обещаю, сделаю все возможное, чтобы найти того, кто виноват в смерти вашего ребёнка, и он получит высшую меру наказания.
— Я не знаю, — из глаз женщины снова брызнули слёзы, и она закрыла лицо руками. — Он сбежал вчера вечером. Я уложила Оксану спать, и мы с мужем тоже легли. Вчера с утра проснулась, а кровать не тронута, учебников нет, портфеля нет. Мне показалось это странным, и я растолкала мужа. Но как бы мы не пытались узнать, никто не видел Эдика. Он как сквозь землю провалился.
— Где сейчас ваш супруг? — постаралась я прощупать почву такого равнодушия со стороны отца мальчика. — Почему он не пришёл в милицию и не написал заявление? Или не позволил вам этого сделать. Тогда бы у нас был шанс отреагировать на пропажу ребенка и отыскать его до случившейся трагедии.
— Он сказал, что сам его найдет… — сквозь рыдания отозвалась женщина. — Что от милиции все равно никакого толку и они только штаны просиживают. Потому я подумала, что все обойдется и не стала никуда сообщать. А тут пришли вы… И мой Эдичка…
— У вашего сына были враги? — вопросительно вскинула я бровь. — Может быть, в школе с кем-то не ладилось? Или во дворе его задирали?
— Ничего такого не слышала от него, — покачала головой мать. — Ни о каких врагах, да у него и друзей-то не было. Он в прошлое лето впервые в жизни съездил в пионерский лагерь, но и там видимо не сложилось. Приехал грустным и расстроенным, я не стала допытываться. Может смена не пришлась по душе. А теперь уж…
— В последнее время к вам в дом приходил кто-нибудь посторонний, кому вы не доверяли и могли бы проговориться о чем-то ценном или важном? — продолжала задавать я положенные вопросы, которые явно не приносили никакого проку.
— Мои мать с отцом, отец мужа, его сестра с дочкой, — размазывая слёзы по лицу, с трудом проговорила женщина. — Я хочу… Хочу увидеть своего мальчика… Покажите мне его! Может быть, это ошибка! Это просто похожий ребёнок! Чей угодно! Но не мой, пусть помирают хоть пачками, только верните мне моего Эдика, живым и здоровым!
— Ошибки быть не могло: в кармане брюк был найден читательский билет на имя Анискова Эдуарга Григориевича, — не стала я возражать, к тому же, проводить опознание всё равно было положено по протоколу. — Но вы можете проследовать со мной в морг и провести процедуру опознания. Только с кем вы оставите дочь?