Из тумана выползали люди и двигались они целенаправленно в определенном направлении. Некоторые из них резко останавливались, разворачивались и ползли обратно. Но не все из присутствующих были подвержены броуновскому движению.
Дефоссе сидел на какой-то коряге и внимательно рассматривал свои руки. Рядом с ним никого не было, но это не мешало ему вести диалог с невидимым собеседником.
— Я существую для того, чтобы поразить мир. Я существую для того, чтобы прожить свою жизнь так, чтобы она сделала меня счастливым. На самом деле, я счастлив. По-настоящему счастлив. Ведь жизнь наделила меня ангельской красотой. Моя жена тоже ангельски красива, значит, и ребенок у нас маленький ангелочек. Но нет. Мне этого мало. Я хочу, чтобы мой ребенок был божественно прекрасен, а для этого я сам должен стать божественно прекрасным. И мне для этого необходима самая малость… мне нужно увеличить свои ладони. Ты же со мной согласен? Ты знаешь, как это сделать? Нет? Я тоже не знаю, но я знаю того, кто знает. Он много знает, но он не так прекрасен, как я и ты, мой друг. Пойдем к Деймосу и спросим его о том, знает ли он как сделать меня самим совершенством.
Я сорвал с себя электроды и обратился к крестному:
- Так, я не понял. Откуда он знает, что я многое знаю, если он постоянно меня попрекал в том, что я плохо учусь?
- Ты меня спрашиваешь? Надевай обратно, давай дальше смотреть.
Лео сполз с коряги, встал на четвереньки и пополз куда-то вглубь. Дефоссе прополз мимо Анри, шкафоподобного парня с моего курса, и неизвестного родственника Августы, которые сидели на траве и убеждали друг друга, что сегодня они не умрут. Причем, ни один из них не верил другому, и каждый раз они начинали свой спор заново, приводя все больше и больше аргументов.
Наконец Леонардо дополз до места своего назначения. То есть до меня. Я по сравнению с остальными выглядел неплохо, сидел достаточно уверенно и что-то втолковывал едва пришедшему в себя Эрику.
— ... Если бы рыбы умели думать, они бы наверняка решили, что рыбак с удочкой, сидящий на берегу — это и есть Бог. У них была бы своя церковь, своя легенда о том, как этот рыбак оказался на берегу, и свои версии жизни после смерти… это все метафора, конечно, но чем мы не эти рыбы? Только лески нашего Рыбака невидимы, а клюют на них не куски биомассы, а то, что мы называем душой. И нет ни ада, ни рая. Есть только бесконечно мудрые и неизмеримо древние существа, для которых не существует ни времени, ни пространства, и которые питаются этими душами… Ведь и рыбу ждет сковородка…
— Ты сейчас про кого? — недоуменно посмотрел на меня Алекс.
— А я что, знаю что ли?! — огрызнулся я. Мою странную тираду прервал подползший ближе Лео.
— Знаешь, мой друг, мы с тобой немножко ошибались. Можно допустить, что он красив, но он не настолько прекрасен, как мы с тобой. А когда он увеличит мне ладони, со мной никто не сможет сравниться в красоте. Дей, познакомься с моим новым прекрасным другом.
— Привет, — я кивнул в сторону, причем именно в ту сторону, в которою показывал Дефоссе. Видимо, я тоже видел его нового друга. — Деймос. Очень приятно, — было произнесено мной через некоторую паузу. Видимо, невидимый друг Лео еще и представился.
— Дей, ты так же умен, как я прекрасен. Хотя нет, я не настолько прекрасен, как ты умен. Помоги мне сделать мою красоту столь же совершенной, сколь совершенным является твой ум. Дей, увеличь мои ладони.
— Да без проблем. А тебе зачем?
— Я думаю…
— Почему люди не умеют думать? Ведь все мысли, которые человек считает своими — это мысли, которые он когда-то от кого-то услышал. Самое интересное… человек может спорить, не соглашаться с тезисом, но через месяц-два он сам будет втолковывать его кому-нибудь. Рьяно, с пеной у рта. Парадокс? Видимо, нет. Даже когда человек смотрит на звезды, говорит, что это красиво, зачастую он даже не задумывается о том, что это красиво… Принято считать, что звездное небо красивое, поэтому он так и говорит. Если стоишь в компании и скажешь, что не видишь ничего особенного в темно-синем небе с кучей белых точек, тебя будут считать недочеловеком, который не способен видеть красоту, или еще Прекраснейшая знает кем… Идиоты. Чтобы видеть красоту окружающего мира, надо отрицать все каноны и правила. Надо наблюдать, любоваться, искать прекрасное даже в том, что может показаться отвратительным или ужасным. Эрик, ты считаешь нашу жену прекрасной?
Крестный ржал. Я впервые видел, как крестный, не скрывая своих чувств, просто и искренне смеется. До слез. И что он там видит смешного? Вот мне абсолютно не смешно.
— Прекрасный, ужасный — какие восхитительные слова. И главное они могут взаимодополнять и взаимозаменять друг друга. Ведь когда ты говоришь нашей жене, что она прекрасна, то ты можешь подразумевать, что она ужасна. И наоборот. Когда ужасна — она прекрасна.
— Когда мы говорим о прекрасном и ужасном, мы создаем иллюзию падения совершенства. Ведь ужас и красота — две стороны одной медали. Вот, возьмем мою и вашу жен. Изначально одна из них прекрасная, а другая ужасная. Но порой происходит так, что прекрасное становится настолько ужасным, что ваше ужасное становится объективно прекраснее.
Монолог Дефоссе прервал звук. Громкий звук. Эти, по-видимому, четверо, обернулись. Анри с неизвестным родственником Августы творили что-то непонятное. Прислушавшись, мы поняли, что в их споре что-то кардинально изменилось. А именно — они начали убеждать друг друга, что они все-таки умрут. Причем именно этой ночью. И да, они друг другу не верили. Когда словесные аргументы закончились в ход пошли кулаки, но очень скоро спорщики поняли, что данный вид убеждения не является достаточно сильным, и начали применять магию. А эти трое и невидимый друг Дефоссе остались сидеть, как и сидели и с их стороны время от времени раздавались комментарии.
Эрик:
— Господа, позвольте вмешаться. Мой многолетний опыт подсказывает мне, что вы недокручиваете восьмерку при попытке применять заклинание дробящихся костей, поэтому действие вашего заклинания будет недостаточно эффективно, если все же попадет в цель. Позвольте, я вам продемонстрирую, как нужно выполнять данное заклятие.
Красный луч вырвался из руки Кинади. Чудо заключалось в том, что Анри вдруг отклонился назад, причем его тело стало практически параллельно земле. Пропустив над собой луч, он, как ни в чем не бывало, приобрел вертикальное положение и продолжил спор с родственником Августы Кинади.
Лео:
— Друг мой, это разве попытка ментального дезориентирования? Это какое-то убожество. Это оскорбляет мое чувство прекрасного!
Судя по всему, Дефоссе, если и сделал попытку ментального вмешательства, то воздействовать на объекты не смог, потому что Анри с неизвестным родственником Августы, совершенно не обратив на него внимания, начали кидаться уже просто сгустками не преобразованной энергии. Что значит сырая сила – я помню по собственному опыту, и мне совсем невесело было во время приобретения этого опыта. Я замер, уставясь в экран. И тут я, который сидел на дереве, вдруг заинтересованно приподнялся. Что мое чувство прекрасного тоже было оскорблено?
Я:
— Вы, одноклеточные! Вы что, не видите, что вы косые и даже не можете ни в кого попасть элементарным файерболом?
Сказав это, я просто вытащил оба клинка из ножен и метнул их в сторону спорщиков. Как в замедленной съемке они уклонились от клинков и продолжили кидаться файерболами. Я с невозмутимым видом прошел мимо них, вытащил клинки из дерева и метнул их еще раз. Теперь уже уклонились от кинжалов четверо участников этой сцены, а возможно, учитывая друга Лео, и пятеро, а клики вонзились в дерево позади Эрика.
— Алекс, скажи мне, пожалуйста, как так получилось, что мы никого не убили? — вытирая пот со лба, произнес я.
— Не могу сказать, что вы не старались. Видимо, это был не ваш день.
Я, тот, который на экране, смотрел на чудеса эквилибристики находящихся на поляне людей и вдруг, неожиданно раскинув руки, заговорил.