Трудно сказать, с самого ли начала испытывал Иван IV ненависть к своим советникам, вызванную вынужденным подчинением и смирением, которая позднее то и дело выплескивалась из него но любому поводу, или она созрела в нем постепенно. Так или иначе, его согласие с Адашевым и Сильвестром в течение многих лет стойко выдерживало весьма тяжелые испытания.
Для того чтобы представить себе царя в конце 40— 50-х гг. не в качестве невольника своих же холопов, каким он себя потом изобразил, а в качестве «единомысленника» и «согласника» входивших в его правительство деятелей, необходимо ясно отличать Ивана IV конца 40—50-х гг. от царя Ивана Грозного 60-х и следующих годов его царствования. По многим пунктам своих воззрений, по крайней мере выраженных и зафиксированных, — это разные политические деятели.
Представить себе Ивана IV конца 40-х пли даже середины 50-х гг. в качестве автора сочинения, подобного первому письму к Курбскому, так же трудно, как трудно представить себе Ивана Грозного в 1565-м или, скажем, в 1575 г. произносящим без иронии или откровенного фарса речи вроде тех, с которыми он выступал в 1549 г.
Иван Грозный, разумеется, изначально «сидел где-то внутри Ивана IV, но то ли был глубоко укрыт в нем, то ли медленно и постепенно вызревал. Так или иначе процесс превращения Ивана IV в Ивана Грозного происходил в период правления Адашева и Сильвестра и с их помощью. Процесс формирования творца опричнины шел рука об руку с вызреванием тех социальных и политических предпосылок, которые привели к ее созданию.
Глава 3. Годы больших реформ
Высказывание К. Д. Кавелина об опричнине («учреждение, оклеветанное современниками и непонятное потомству»), пожалуй, в еще большей степени применимо к Избранной раде. И в самом деле, трудно найти другой исторический пример, когда бы правительство страны, замыслившее и во многом осуществившее столько необходимых преобразований, подверглось бы столь ожесточенным нападкам современников, а затем и вторящих им историков. Многие исследователи вообще в той или иной форме отрицают существование политического института, который заслуживал бы самостоятельного наименования, предложенного для него Курбским, — Избранная рада.
В литературе об Избранной раде сложилась своеобразная историографическая ситуация. Обычно историки сетуют на противоречивый характер источников, мешающий изучению эпохи Грозного. В данном случае источники, которым «полагалось бы» противоречить друг другу ввиду крайнего расхождения во взглядах и непримиримой враждебности их авторов — Грозного и Курбского, выступают единодушно. Противоречия (которых в источниках на этот раз нет) историки вносят сами.
Утверждение о всевластии Адашева, Сильвестра и их сторонников первым высказал царь. Оно содержится в его ответе Курбскому 1564 г. Не кто иной, как Грозный, говорит о «злобесном совете», который «вся строения и утверждения по своей воле и своих советников творяще». Неоднократно подчеркивая всесилие этого совета, утверждая, что его вожди вышли в государстве «на первый чин», Грозный при этом никогда не отождествляет его со своим официальным, лучше сказать традиционным, «синклитом», т. е. с Боярской думой или даже с Ближней думой.
Единодушие свидетельств Грозного и Курбского о большом политическом и государственном значении правления Сильвестра, Адашева и их сторонников на определенном этапе истории царствования Ивана IV объясняется тем, что в их полемике противостояли друг другу не сами факты прошлого, а их истолкование. Каждый из полемистов выстраивал свою концепцию «добра» и «зла». Грозный доказывал, что всесилие тогдашних правителей было злом для государства, узурпацией власти царя и что, следовательно, изгнание их было благом. Курбский живописал время правления Избранной рады как золотой век, сменившийся тиранией царя Ивана, разогнавшего и погубившего своих добрых и мудрых советников.
Присмотримся внимательно к тому, что пишет об Избранной раде Курбский. В его изображении Адашев и Сильвестр «собирают к нему (царю. — Д. А.) советников, мужей разумных и свершенных в военных и земских вещах ко всему искусных, и еще ему их приязнь и дружбу усвояют, яко без их совету ничесоже устроити или мыслити».
Надо признать, что объективные результаты, достигнутые с помощью этих искусных, по мнению Курбского, и дурных, по мнению Грозного, советников в конце 40—50-х гг., явно говорят в их пользу.