Он хотел жить. Хотел вернуться. Хотел доказать, что способен изменить не только свою судьбу, но и весь ход истории. Но пока — оставалось лишь молчать. И надеяться, что это ещё не конец.
— Всё. Очистили. Семью — тоже.
Август не закричал. Не плакал. Он просто сидел, обездвиженный, с лицом, которое больше не чувствовало боли — только холод. Его взгляд уходил за горизонт, не в пустыню, а как будто в другую реальность. Он не видел песка, не слышал ветра. Только одно чувство заполнило всё внутри — бездна. Та самая, которая не орёт, не требует, а просто тихо, медленно, неумолимо поглощает. Он ощущал, как уходит свет изнутри, как всё, что когда-то имело значение — семья, идеи, слова, — теперь превращается в далёкий гул, в забытую мелодию. Он не ждал помощи. Он не ждал чуда. Он просто ждал. Как будто за этим моментом должны пойти титры.
Когда последние звуки двигателя растворились в горячем воздухе, осталась только пустота. И тишина. Безмолвная, глухая, как в закрытом гробу. Он не рухнул сразу — медленно, с задержкой, как сломанная кукла, оседал на колени, потом — на локти. Песок жёг кожу, но это уже не имело значения.
Он умирал. Не от боли. Не от пуль. От чего-то страшнее. От осознания, что всё кончено. Что его переиграли, выкинули, как отыгранную карту. Что он не сумел. Не добежал. Не доказал. Что теперь всё — зря.
Внутри — словно лопнул сосуд. Не с кровью — с верой в себя. В справедливость. Перед глазами стояли лица — жены, детей. И голос, пронзающий разум: «Семью — тоже». Эта фраза стала гвоздём в его сознании. Закрученным намертво.
Обида душила сильнее, чем пластиковая стяжка на запястьях. Обида на мир, который разрушает лучших.
«Нет. Не так. Не здесь. Не со мной» — выдохнул он в пустоту, и песок впитал эту фразу, как кровь впитывается в землю.
Но в этот момент… Внутри — что-то вспыхнуло.
«Я не должен умирать. Не так. Не здесь. Я должен выжить. Я должен вернуться. Я должен изменить всё.»
Он не молился. Он не взывал к небу. Он просто хотел шанс. Один. Последний.
И тогда началось странное.
Картинки. Обрывки. Шумы. Воспоминания. Но не совсем его. Или — не совсем сейчас.
Голос матери на кухне. Маленькая квартира. Харьков. Запах хлеба и тетрадей. Советский сервант. Скрип школьной доски. Друзья, бегущие во двор. Пять гривен в кармане. Первая наклейка, проданная с риском. Первая ложь учителю. Первое чувство, что он может… больше.
Сознание дрожало. Словно кто-то начал заново записывать его ленту жизни. Не поверх старой — а вместо неё.
И потом — тьма.
Глава 2
Снова одиннадцатилетний
Сознание возвращалось медленно, тягуче, словно оно само не верило, что пришло время проснуться. Не из сна — из забвения. Из тьмы, в которой не было ни времени, ни боли, ни надежды. Август открыл глаза рывком, как будто всплыл на поверхность после долгого погружения. Лёгкий вдох оказался трудом. Тело дрожало, сердце билось неровно.
Потолок. Тонкая трещина у самого угла. Побелка, облупившаяся от времени. Стены — знакомые до боли, будто вытянутые из далёкого сна детства. Свет из-за плотной шторы пробивался рассеянно, будто не хотел тревожить. Он резко сел. Ладони машинально потянулись к лицу. Кожа — гладкая. Руки — тонкие, слишком лёгкие. Он откинул одеяло и ступил босыми ногами на холодный линолеум. Пробрала дрожь.
Он узнал это место. Узнал, как узнают запахи из детства, которых не ощущал десятилетиями. Квартира. Харьков. Его старая комната. Та, где начались его первые мечты и первые разочарования.
Он медленно подошёл к зеркалу в дверце старого шкафа. Отражение ударило, как пощёчина. Щуплый мальчик с растрёпанными волосами и испуганно распахнутыми глазами смотрел на него. Август отшатнулся.
— Нет… — прошептал он. Голос — детский. Высокий. Неживой.
Это был он. Одиннадцатилетний. В теле, которое он когда-то оставил далеко позади.
Он опустился на край кровати, сжал виски ладонями. Мысли метались, как будто пойманные в тесную клетку. Обрывки картинок из пустыни, лица нападавших, сломанные пальцы, голос: «Семью — тоже». И потом — тьма. Но между ней и этим моментом было что-то ещё. Как будто его сознание, прежде чем вернуться в тело, пронеслось сквозь чужие жизни. Он помнил кухню, которой никогда не было. Девочку с веснушками, которую он не знал. Дома, в которых никогда не жил.
«Чьи это были воспоминания?.. Почему я их видел?.. Кто меня вернул?.. Зачем?..»
Всё это не вписывалось ни в один логичный сценарий. Он умер. Он знал это. Умер медленно. Один. И теперь — снова здесь. Снова одиннадцать. Снова осень. Снова всё — с начала. Но не так, как раньше. Теперь он помнил всё. Каждую свою ошибку. Каждое упущенное «потом». Каждую возможность, которую похоронил под страхом или гордыней.