Август тоже действительно отдыхал — по-настоящему, впервые за долгое время. Он плавал в море, сидел с ребятами у бассейна, ел вместе со всеми мороженое и смеялся. Но вечерами, когда все расходились по номерам или шли на дискотеку, он говорил, что идёт в кино или на позднюю прогулку, а сам направлялся в бизнес-зону отеля. Там, за стеклянными перегородками, под ровный свет настольной лампы, он просматривал отчёты, связывался с аналитиками, переписывался с Клемансом и Таллером, настраивал каналы связи и проверял протоколы по будущим сделкам. Он не уставал — наоборот, чувствовал, как напряжение спадает. Эти часы одиночества среди шёпота кондиционеров стали его медитацией. Он знал, что нельзя ничего упустить, но впервые за долгое время действовал без внутреннего крика.
Родители Андрея, Вики и Лёши не знали, кто на самом деле стоит за всей поездкой. Они были уверены: это всё организовал дядя Витя, а Август просто помогает — талантливый племянник, умный мальчик, не больше. И именно так всё и должно было быть. Он не хотел, чтобы его видели слишком взрослым. Он хотел, чтобы они чувствовали себя в безопасности. И он это им дал.
Поздним вечером, когда дети уже спали, родители Андрея, Вики и Лёши сидели на террасе, попивая кофе. Разговор плавно перешёл на Августа.
— Вы замечали, как он разговаривает с персоналом? — первым сказал отец Андрея. — Сегодня он буквально за минуту уладил путаницу с трансфером, ещё и на английском. Спокойно, уверенно… Как взрослый.
— А как он рассказывал про современные технологии в логистике? — подключился отец Лёши. — Я сам половину терминов не знал. Он объясняет — просто, по делу. Будто не двенадцатилетний, а уже с двумя дипломами.
— И держится он как-то… по-другому, — задумчиво произнесла мама Вики. — Вежливый, сдержанный, но когда говорит — слушаешь. Будто человек, у которого за плечами не годы школы, а десятки переговоров.
Они переглянулись. Никто не произнёс этого вслух, но в каждом теплилась мысль: пусть бы наши дети подольше были рядом с ним. Пусть учатся. Пусть впитывают. В нём есть что-то… очень правильное.
Он был магнитом — не к деньгам или славе, а к людям. И смысл этот чувствовали даже те, кто не знал всей правды.
Дети сдружились. Родители — тоже. Ужинали за одним столом, обменивались историями. Жены открылись друг другу, мужчины сблизились, делясь страхами, мечтами, воспоминаниями. Даже родители Августа начали воспринимать Витю не как «брата мужа», а как надёжного и доброго друга. Он, в свою очередь, будто расправил плечи.
Дядя Витя, впервые в жизни, почувствовал, что он — не просто связующий. Он — важный человек. Он улыбался чаще, говорил твёрже, двигался увереннее. На последнем ужине в Турции Август, улыбнувшись, поднял бокал:
— За тебя, дядя Витя. Без тебя — ничего бы не было. И мы это помним.
И он замер, глядя на Августа, не веря, что слова были сказаны всерьёз. Но когда поднялись остальные — один за другим, без промедлений — он понял. Он действительно стал кем-то большим и важным. Не просто лицо бизнеса и прикрытие Августа, а полноценный член семьи и важный винтик в планах Августа.
Возвращение в Харьков не стало падением из рая. Наоборот — теперь всё вокруг казалось понятным, управляемым, почти родным. Харьков встретил их мягкой золотистой пылью на улицах, запахом хлеба и мёда с рынка, вечерними электричками и длинными тенями от акаций. Они возвращались не просто отдохнувшими. Они возвращались другими.
А сам Август, несмотря на спокойствие, был собран. Улыбался, говорил с каждым, слушал и запоминал. Но внутри он знал — это была передышка. Последняя. Впереди было нечто, что навсегда изменит рынок, страны и людей. Он чувствовал, как мир будто затаился в ожидании удара — и только он один знал, куда и когда он придётся. Он знал, что идёт катастрофа. Огромная. Внезапная. Всепоглощающая. И он ничего не мог с этим поделать. Или мог — но не хотел. Он не знал, что страшнее: быть бессильным… или быть способным, но выбрать бездействие ради стратегии. Эта мысль жгла его. Но она лишь напоминала: он — не ребёнок. Он — точка решения.
И именно потому он позволил себе это лето. Он дал ядру вкус настоящей жизни. Потому что только тот, кто знает, как страшно может быть завтра — может по-настоящему захотеть, чтобы сегодня было светлым. А ещё — потому что теперь они знали: всё, что делает Август — имеет смысл. И они были с ним. Без условий.