Григорий Иосифович сто лет не бывал на премьерах. И на эту тоже не рвался. Но туда должен был придти режиссер его следующего фильма, которого он никак не мог отловить на студии, и они решили за рюмочкой коньяка обговорить детали новой работы. Так что в зал-то, как не смешно, они даже не зашли. Их приютил дороговатый буфет, и к концу зрелища бутылка конька почти опустела и проект, в основных частях, был продуман. Разгоряченная, восхищенная, и так ничего и не понявшая толпа вынесла их на холод Нового Арбата, и Григорий Иосифович сразу потерял своего будущего компаньона. Ехать, слава Богу, ему никуда не нужно было – его дом прятался в опустевших арбатских переулках, и он побрел, чувствуя всеми своими корнями и ветвями, прозвучавший мгновения назад прозрачный щелчок времени, убравший куда-то в подкорку тот стылый, доводящий до спазмов в горле аромат голой, ничем не украшенной земли, и заменивший его чем-то неожидавшимся никогда, неожидаемым никогда… оно уже где-то здесь, над головой – колкое, не злое, но холодное, как глоток шампанского в Новый Год.
Он вошел в дом, и там была Лида. Она улыбалась, смотрела на него и ничего не говорила. А в ногах путалась, стуча когтями, Глаша и требовала своего. Звеня маленьким карабинчиком поводка, они вышли из подъезда на Сивцев Вражек и их единой шапкой накрыл оглушающий, ослепляющий и всё возвращающий первый снегопад.
06.11.07