— Меня удивляет, товарищ Мурованая, — Рохл вскочила с места, — как вы не хотите понять душу…
— Что вы мне всегда толкуете о душе? — Гинда прищурила правый глаз.
— Если вы будете меня перебивать…
— Спокойно, товарищ Мурованая, я вам не давал слова, — постучал заведующий карандашом по столу.
— Почему вы не хотите понять душу ребенка? Ребенку нужно уступать, потому что все-таки это ребенок.
— Не всегда…
— Ну, товарищ Мурованая, дайте же и другому высказаться. Каждая мать знает…
— Но мы, воспитатели…
— Товарищ Мурованая, да не перебивайте же!
Гинда Мурованая закурила новую папиросу.
РАСКАЯНИЕ
Однажды утром хозяйственная комиссия обнаружила, что не хватает полдюжины коробок консервированного молока. Их взял Бэрл. Это было для учителя большим ударом. Ведь Бэрл находился в детском доме уже полтора года.
В двенадцатом часу Бэрл вернулся с рынка. Молока он не продал, одну коробку выпил сам, остальные принес нетронутыми.
Некоторое время спустя пропало несколько коробок галет.
Кто взял?
Бэрл!
Ребята, спавшие с ним в одной комнате, слышали ночью, как он грыз что-то, а утром видели крошки галет на его постели.
«Это — болезнь, — думал Шраге, — болезнь, от которой необходимо его вылечить».
Учитель собрал старших детей.
Ребята окружили Шраге. Бэрл мыл пол в спальне мальчиков. Он дежурил. Дверь была слегка приоткрыта, обрывки беседы долетали до него. Он подошел к двери и прислушался. Гера открыл дверь.
— Ты зачем здесь стоишь?
— А тебе какое дело?
— Ступай отсюда, — толкнул Гера Бэрла.
— Нет, ты ступай, — толкнул его Бэрл и задел мокрой тряпкой, которую держал в руке. — Глухой композитор! Тоже лезет!
— Ты ворюга! Кто украл галеты? — закричал Гера и ударил Бэрла. Завязалась драка. Шраге вбежал в спальню, глазам его представилась такая картина: Гера — посреди комнаты с синяком под глазом. Бэрл молча стоит в стороне и смотрит в землю.
— Бэрл! — схватился за голову учитель. — Опять что-то вышло?
— Пусть не называет вором! — воскликнул со слезами мальчик и стремительно выскочил из комнаты.
Бэрл не показывался весь день. Он сидел где-то в уголке и плакал. Впервые его оскорбило слово «вор». Оно кольнуло глубоко, в самое сердце. Следовало бы за такое оскорбление зубы выбить, но он не сделал этого, потому что заслужил кличку. Он действительно вор. Пробыл полтора года в детском доме, с таким учителем, как Шраге, и позволил себе украсть. Его надо было бы спустить за это с лестницы.
Бэрл плакал искренне и горько: Он думал о том, что должен сам себя наказать. Он оставит детский дом и никогда больше сюда не вернется, чтобы не смотреть учителю Израилю в глаза. Шраге всегда старался отучить его от воровства. В первые дни, когда Бэрл прибыл сюда, учитель подкладывал ему за обедом лучшие куски, чтобы вытеснить из головы мальчика мысль, будто ему чего-то недостает. А он так отблагодарил учителя! Мальчик глотал слезы, сладкие слезы раскаяния.
Он придумал себе наказание.
Шраге радуется редко. Его круглое лицо всегда серьезно и озабоченно. Но сегодня, за завтраком, сквозь густую пелену забот и грусти на его лице проступила радостная улыбка.
Когда на стол подали консервированное молоко и галеты, Бэрл отказался есть. Дети изумились.
— Бэрл!
— Не хочу.
— Гляди! Молока с галетами не ест!
Учитель Израиль:
— Ну, Бэрл, не дури. Ешь.
— Не хочу.
Тетя Рохл:
— Что с тобой, Бэрл?
— Я не буду есть.
Юдка Грак:
— Бэрл!
— Нет, и конец!
Дети со всех сторон:
— Медведь в лесу издох…
Бэрл решил три недели подряд не пить консервированного молока и не есть галет: он высчитал, что за это время возместит украденное. (Это и было то наказание, которое он для себя придумал.)
Прошло несколько дней, а Бэрл все пьет чай без молока и галет.
Учитель Израиль снова:
— Бэрл, брось глупости, мы тебе прощаем.
Тетя Рохл:
— Бэрл, прошу тебя…
Напрасные уговоры.
Гинда Мурованая:
— Перестань, Бэрл, капризничать, точно барышня.