— Лямза, ты олух! — слышу сзади голос Горобца. — Куда тебе выиграть у этих мошенников. Давай-ка я!
Горобец сунул палец. Марафетчик глянул на Сеньку и сказал:
— Ну-ка, пошел отсюда, да живей! Не то в зубы получишь!
— Что-о?
— А то, что слышишь!
Горобец опрокинул ногой табурет и сказал:
— Сейчас же верни ему деньги, мошенник! Это деньги мои. Понятно?
— Ну-ну, бери свои деньги да проваливай, пока цел! Только скажи этому остолопу, чтоб не совал рук куда не следует, а то в другой раз без пальцев останется.
Ладно. Теперь знаю. Больше не играю с марафетчиками.
Горобец сказал:
— Пошли на вокзал, Лямза, поезд ждет. Едем в Крым! В Черном море купаться.
Мне таки ни разу еще не приходилось купаться в Черном море. Нашу речонку, где я когда-то плескался, кошка может вброд перейти. А Черное море, должно быть, поглубже будет. Иначе оно не называлось бы Черным морем.
4. КСТАТИ О ДЕЛЬФИНАХ
Мы едем на барже.
Я говорю:
— Посмотри, Горобец, как дельфины гонятся за нами, вон они ныряют и кувыркаются в зеленоватой воде. А погляди на горы, — дотянулись до самых облаков и точно заснули там. Видишь?
— Ну, вижу, вижу, да мне что до этого?
Мы сошли с баржи, пошли гулять, пошли разыскивать себе квартиру.
— Горобец, дыши! Какой сладкий запах у этих кипарисов! А магнолии-то как пахнут!
— Долгонос, замри! Я больше люблю запах наших акаций! Мне больше нравится верба у нашей речки и наши зеленые дубы.
Я начинаю снова:
— Посмотри, Горобец, с какой силой море бьется о берег. Волны поднимаются высоко-высоко, ударяют в скалу и рассыпаются вверху.
Я продолжаю:
— Гляди, Сенька, месяц проложил по воде серебряную дорожку. А маяк смотрится в воду, как в зеркало.
Но Горобцу все это не по душе. Он скучает, он злится.
— Все эти горы, кипарисы и дельфины, — говорит он, — для бездельников, а не для нас. Пусть ими любуются фотографы. Мы же тут засохнем, как тарань на солнце, нам здесь делать нечего. На кой черт нам эти горы?!
Мы зашли в сад и присели на скамейке. Высокие кипарисы, которые я видел впервые в жизни, охраняли нас со всех сторон, точно опытные милиционеры.
— Горобец! Если тебе скучно, я могу рассказать тебе историю про царя Давида и Голиафа-филистимлянина.
«Однажды царь Давид сказал Голиафу-филистимлянину:
— Голиаф! Хочу с тобой померяться силами. Давай-ка поборемся!
Голиаф вытянул свои длинные ноги, скрестил руки на груди и, поглядев на Давида сверху вниз, расхохотался:
— Ты, Давид, сопля! Нос сначала вытри, а потом выходи против Голиафа.
И правда, куда нашему Давидке до Голиафа! Тот огромный, здоровый, герой-парень. А Давидка мал, худ, да еще нос у него длинный-предлинный.
Все же он не растерялся и говорит:
— Не беспокойтесь, Голиаф, я уже сам как-нибудь позабочусь о своем носе. Вот у меня платок, я им и вытру. А тебя все-таки вызываю на борьбу.
Голиаф задрал голову и захохотал:
— Этот чижик меня вызывает на борьбу! Одним пальцем из тебя лепешку сделаю.
Наш Давид здорово обиделся и говорит:
— Если уж ты такой герой, почему же ты боишься со мной драться?
— Кто, я боюсь? — засмеялся Голиаф. — Я боюсь?
— А кто же, я, что ли? — ответил Давид, уже совсем осмелевший.
Так, слово за слово, — и Голиаф рассердился.
— Ну, ладно, смотри, как бы не заплакал!
Засучив рукава, приготовились к бою. Давид поднимает маленький камешек, прицеливается и попадает Голиафу прямо в висок! Слышишь: наш маленький Давидка огромному Голиафу прямо в висок! И убил его на месте».
Выслушал Сенька сказку и говорит:
— Это — выдуманная история! Враки! Вот я тебе расскажу о Николае-чудотворце, — услышишь, какие дела человек творил. Скажет какому-нибудь парню: «Превращаю тебя в индюка». И что ж ты думаешь? Тот становится индюком, настоящим индюком. Или увидит, например, — кошка гуляет, и захочется ему-сделать ее слоном. Скажет: «Раз-два-три!» Готово. Кошка уже не кошка, а слон.
— Как может быть такое? Что ж он бог, что ли, твой Николай? — перебил я Сеньку. — Если уж моя сказка враки, то твоя и подавно.
Молчание. Сидим. В это время к нам подходит кудрявый татарчонок и смеется.
Сенька спрашивает:
— Мальчик, ты здешний?
— Да!
Оказывается, это «боржомец», и зовется он Ахметкой. Беспризорных здесь называют «боржомцами». Почему, спрашивается? Потому, что они ночуют в «боржомке», а «боржомкой» тут называют ночлежку. Переночуем мы в «боржомке» и тоже станем «боржомцами». Подумайте, всюду нас зовут по-своему: в одном города мы «шпана», в другом «раклы», а здесь — «боржомцы». И кто придумывает для нас эти прозвища?