…Бэрл уже не слушал Юдку. Мысленно он очутился в Берлине. Центральный комитет «Юного Спартака» послал его туда передать красное знамя. Знамя зашили ему в подкладку пальто.
Он приехал в Берлин, и сразу же какой-то шпик начал слежку за ним. Но Бэрл — парень не промах: он вскочил на ходу в трамвай, а шпик остался с носом. Потом он пришел в Берлинский комитет Коммунистической партии и сказал:
— Меня прислали к вам из РСФСР передать знамя вашим детям и рассказать им о нашей стране. Почему вы не делаете революции, как мы? — спросил он между прочим.
Один из рабочих подмигнул другому:
— Ейн бравер кнабе!
И вот на площади собралось свыше десяти тысяч детей города Берлина. Бэрл вышел на трибуну, развернул красное знамя, которое он привез с собой из Страны Советов.
— Геноссе! — начал он единственным известным ему немецким словом. — Геноссе! Меня послал центральный комитет «Юных Спартаков» всего РСФСР передать вам красное знамя. Держите его высоко, и пусть оно призывает вас к борьбе за советы.
Громкие аплодисменты раздались на площади Берлина. Бэрл высоко держал знамя и кричал:
— Геноссе! Скажите вашим отцам…
Внезапно за спинами детей показались полицейские и начали разгонять их резиновыми дубинками.
Один из полицейских схватил Бэрла за воротник и хотел сбросить его с трибуны, но мальчик быстро повернулся, сделал шаг назад и с ловкостью футболиста ударил ему ногой прямо в физиономию. Потом живо соскочил с трибуны и дал стрекача.
— Значит, так… — говорил Юдка, — организуем в нашем детдоме ячейку «Юного Спартака»?
— Даешь! — закричали все.
— Хорошо. Итак, все, кто тут присутствует, с сегодняшнего дня юные спартаковцы. Согласны?
— Согласны!
ТРИ НОВЫХ ГЕРОЯ
Шраге сказал, что завтра, в четверг, детский дом устраивает «облаву». Однако оказалось, что в четверг облаву устроить нельзя, и ее отложили на пятницу. Но в пятницу весь день шел проливной дождь, такой сильный, что невозможно было показаться на улицу; поневоле пришлось отложить облаву на субботу. А в субботу было очень грязно после дождя, и пришлось перенести облаву на воскресенье.
В воскресенье день был солнечный. Солнце подсушило грязь. Вечером старшие мальчики вместе с Шраге и Юдкой отправились на рынок и вокзалы. Они собирались устроить облаву на беспризорных детей улицы, у которых нет крова, нет ничего, кроме хитрых глаз и проворных ног. Но вышло наоборот. Беспризорные устроили облаву на детдомовцев. Заметив, что к ним приблизились дети в сопровождении милиционера и еще какого-то гражданина, беспризорные принялись швырять в них камнями. У Бэрла тотчас же зачесались руки. Он схватил камень и замахнулся было, но Шраге заметил и удержал его.
По вечерам рынок пустеет. По вечерам — это хорошее пристанище для всех лишенных угла, для всех, кто не имеет или не хочет иметь иного места для ночлега. По вечерам пусты все лавчонки и ларьки, где днем располагаются толстые торговки. Бездомный может удобно устроиться в ларьке, укрыться лохмотьями и — спокойной ночи!
Они и спят спокойно в этих пустых лавчонках, пока утром не растолкают их пинками в бок базарные сторожа.
— Ну-ка, хозяева! Пора на работу! Поглядите, солнце давно взошло! Эв-ва!
Тогда ребята поднимаются со своих жестких постелей и расплываются по рынкам, вокзалам и улицам города. Каждый промышляет по-своему: один тащит или попрошайничает, другой помогает хозяйкам нести корзинки с рынка, кое-кто пилит дрова, а некоторые просто стоят на главной улице, высмеивают прохожих и весь мир.
Шраге хорошо знает этих детей улицы. Он знает, чем дышит каждый их них, знает их затаенные желания и путаные мечты. Хорошо знаком ему и рынок. Каждый уголок, где прячутся беспризорные, каждый опрокинутый лоток, где они ночуют, — все это известно ему. Вот почему ему не пришлось долго искать. В тот же день он привел в детдом трех беспризорных.
Одного из них звали Айзик. У него было узкое лицо с длинными, торчащими кверху ушами. Уши эти всегда были красны. Он отморозил их.
Было это так.
Сестра Айзика лежала в гипсе и больше года не поднималась с постели. Деревья кудрявились в весеннем цвету, прошло солнечное лето, сменила его осенняя слякоть, потом наступили морозы, а сестра Айзика все лежала в постели, скованная гипсом.