— Открой! — внезапно раздается сильный удар в дверь.
— Кто там?
— Отворяй, жидовская морда!
Не успел Тевье подойти к порогу, как дверь была уже сорвана и в комнату ввалились три гетманца и немецкий сержант.
— Тут живет жидовский портной Тевель Аронов?
— Да, это я портной Тевель Аронов. Почему так поздно?.. Садитесь, панове…
— Начинай! — гаркнул один из гетманцев.
Гетманцы стали швырять на пол все, что попадалось им под руку.
Долговязый сержант, у которого ненависть и презрение так и прут из его маленьких глазенок, подходит, словно он здесь хозяин, к занавеске, разделяющей комнату, и срывает ее. Там спит Люба. Она спрыгивает с кровати, наскоро набрасывает на себя платье, твердым шагом подходит вплотную к сержанту и мерит его взглядом, полным ненависти.
— Кто вам дал право устраивать здесь погром?
— По долгу службы… — вежливо отвечает сержант и разводит руками.
«Не выдал ли меня Курт Лорбер? — мелькает у Любы. — Вероятно, капрал хорошенько прижал его, и он испугался… Но они у меня все равно ничего не найдут». Накануне вечером она разорвала и сожгла все подозрительные бумажки и брошюры. Пускай ищут! Она бросает взгляд на вещи, разбросанные по всей комнате, на длинного сухопарого сержанта, что со странным равнодушием стоит в стороне и с чувством собственного достоинства курит тонкую папиросу. Ее охватывает сильное желание схватить стул и кинуть в его мерзкую рожу. Однако Люба сдерживает свой гнев и старается быть спокойной, совершенно спокойной.
Тевье стоит в углу, сгорбившись, испуганный. Он смотрит на кучу одежды, книги, подушки, сваленные на полу, и думает: «Все из-за нее, из-за Любы!»
Рива, заплаканная, жмется к двери и жалостливо глядит на Любу, точно хочет сказать ей: не бойся, доченька!..
Уходя, сержант говорит:
— Твое счастье, еврей, что ничего не нашли!.. А то ты б у меня отведал, что значит немецкая власть…
С Любой сержант попрощался вежливее. Он даже снял перед ней фуражку.
— Простите, барышня, за разбитые тарелки… Ничего не поделаешь… По долгу службы…
Гетманцы с собачьей преданностью улыбаются сержанту. О, найди они здесь хоть что-нибудь подозрительное, уж они б показали этому немцу, на что они способны. И чтобы все-таки показать немцу, на что они способны, один из гетманцев подошел к Тевье и с такой силой толкнул его, что Тевье с грохотом упал на разбитую посуду и раскровянил себе лицо и руки.
8
Утром Люба увиделась с товарищем Андреем, одним из руководителей подпольного партийного комитета.
Товарищ Андрей, высокий, с бритой головой, с быстрыми пытливыми глазами, встретил ее приветливо.
— Что слышно нового, Люба?
— Товарищ Андрей, вчера ночью у меня был обыск…
— Обыск? В чем дело?
Люба молчит.
— Нехорошо, Люба, нехорошо. Значит, ты была неосторожна… Так не годится! — Он начинает быстро-быстро шагать по комнате. Из-за его блестящей головы, кажется, что по комнате мелькает огонек.
— Вот что, Люба, — останавливается он на минуту, — придется временно отстранить тебя от работы.
Кровь бросается Любе в лицо.
— Я не согласна!
— Что значит, ты не согласна? — спрашивает товарищ Андрей совершенно спокойно. Однако Люба чувствует под этим напускным спокойствием сдержанный гнев.
— Если вы полагаете отстранить меня от работы, это все равно, что отнять у меня жизнь! — говорит Люба чуть ли не со слезами на глазах.
— Хватит! Я этого не слышал, Люба! Я этого не слышал! — Теперь уже всякий может заметить его гнев. Гнев этот брызжет из его острых глаз и быстрых движений рук.
Люба стоит у окна, с глазами, полными слез, и молчит. На минуту в комнате все стихает. Только и слышно, как за стенкой хозяйка квартиры, портниха, скрипит большими ножницами. Товарищ Андрей подходит к Любе, снимает с нее маленькую черную бархатную шапочку, кладет ее на стол и отечески гладит Любу по ее мягким черным волосам.
— Сколько тебе лет, Люба?
— Скоро мне будет семнадцать, товарищ Андрей…
— Вот потому-то ты такая пылкая. Я в твои годы тоже так горел. Но не следует, Люба. Так ты легко можешь погибнуть. А погибнуть в семнадцать лет просто преступление. Прислушайся к тому, что говорят тебе. Ну, а теперь иди, иди и одумайся…
9
13 ноября 1918 года Кондратенко, приказный 2-го участка дворцового района столичной государственной охраны, составил следующий протокол: