– А почему через месяц?
– Бюрократизм и проволочки.
– Это ее огорчало?
– Это просто выводило ее из себя.
– Испытывала ли она депрессию по поводу Джон?
– Ну не до такой степени. Если бы она была в отчаянии, я бы знала. Я была ее лучшей подругой.
Норман кивнул. Потом, неуверенно покрутившись на стуле, он предложил:
– Может быть, вы хотите, чтобы тело опознал кто-нибудь другой?
Опять тело. Опять это странное понятие, лишенное души и индивидуальности – полная противоположность тому, кем при жизни была Мара О'Нейл. Пейдж была не в состоянии этого осознать. Смерть Мары казалась ей ошибкой, уродливым проявлением судьбы, кощунством. Она снова ощутила приступ злобы, на этот раз к несправедливости жизни.
– Доктор Пфейффер?
– Все нормально, – справилась с собой Пейдж. – Я поеду на опознание. – Пейдж старалась мыслить рационально. – Но мне придется кое-кого оставить вместо себя. – Она позвонила Энджи, но ничего не сказала ей о том, куда направляется. Сказанное становится реальностью. По той же причине она настояла на том, что поедет за машиной Нормана в своей собственной. Чем меньше она будет принимать всерьез происходящее, – решила Пейдж, – тем меньшей дурой она будет выглядеть, когда весь этот кошмар окажется шуткой.
Она играет сама с собой в странную игру. Она поняла это окончательно, когда вошла в морг. Мару знал весь город, включая Нормана, его заместителя и коронера из судебно-медицинской экспертизы. То, что Пейдж пригласили на опознание, – не более чем формальность.
Смерть выглядела спокойной и тихой. Она придала голубой оттенок коже, которая всегда была розовой. Она принесла с собой пронзительное чувство утраты и страха. И глубочайшей печали. При этом она оказалась до странности мирной. То есть до удивления мирной.
Пейдж вспомнила времена, когда они с Марой жили вместе в одной комнате в колледже и катались на роликовых коньках. Они вдвоем пекли пироги и вязали свитера, а сейчас бок о бок занимались врачебной практикой в Таккере, штат Вермонт. Она вспомнила, что из них двоих Мара была первой заводилой и благодаря ей она, Пейдж, оказывалась вовлеченной во всевозможные добрые дела.
– О Боже, Мара, – прошептала она, терзаясь от душевной боли, – что же с тобой произошло?
– Вы ничего не замечали за ней последнее время? – подал голос коронер. – Не было ли у нее частых смен настроения?
Пейдж понадобилось некоторое время, чтобы собраться с мыслями.
– Ничего такого, что заставило бы думать о том, что она способна причинить себе вред. Правда, она выглядела усталой. И очень сожалела о Тане Джон, когда я в последний раз с ней разговаривала…
– Когда это было? – спросил Норман.
– Вчера утром в офисе. Она чуть не плакала тогда, так как в лаборатории напортачили с анализами, но это было ей вполне свойственно. – Дело касалось анализа крови четырехлетнего Тодда Фиске, одного из любимых пациентов Мары. Пейдж неприятности с анализами разозлили тоже. Она очень не любила брать кровь на анализ у малышей. А теперь анализ пришлось бы повторить снова.
Она не могла себе представить, как она расскажет Тодду и его семье о смерти Мары. Впрочем, она не знала, как рассказать об этом кому бы то ни было.
– О, Мара, Мара, – прошептала она снова. Ей хотелось быть подальше от ужасного места, но и уйти она тоже не могла. Несправедливо оставлять Мару в одиночестве, особенно в такое время. Но Пейдж предстояло еще столько сделать.
Семья Мары, проживавшая в городке Юджин, штат Орегон, встретила новость о смерти Мары полным молчанием, и понять, что они при этом думали, было невозможно. Мара не жила с семьей уже многие годы. Пейдж опечалилась, но не удивилась, когда домочадцы Мары выразили пожелание, чтобы ее похоронили в Таккере.
– Она выбрала это место сама, – торжественно произнес Томас О'Нейл. – Она прожила там дольше, чем где бы то ни было.
– Какие пожелания будут у вас ко мне на время похорон? – спросила Пейдж. Она знала, что О'Нейлы были людьми религиозными, и, хотя Мара религиозностью не отличалась, Пейдж была готова исполнить любое их желание, особенно в том случае, если бы оно выражало их искреннюю заботу об усопшей.
Однако пожеланий не последовало. Только короткое:
– Делайте что считаете нужным. Вы ее знали лучше, чем мы. – Это опечалило Пейдж еще больше.
– Вы приедете? – спросила она, затаив дыхание.
В ответ последовала пауза, в течение которой Пейдж ощутила невероятную скорбь по поводу усопшей, а затем услышала с усилием, неохотно произнесенный ответ:
– Мы приедем.
Энджи была совершенно потрясена известием.
– Что?
Пейдж повторила сообщение о смерти Мары, не скрывая того, что и сама она с трудом верит в смерть подруги. Мара О'Нейл всегда казалась сгустком энергии и жизни. Аксиома о том, что человек смертен, казалось, не имела к ней прямого отношения.
Глаза Энджи словно молили Пейдж взять ее слова обратно, и Пейдж с радостью сделала бы это, но отрицать очевидное ей было не свойственно, особенно после того, что она видела в морге собственными глазами.
– Боже, – пробормотала Энджи после минуты установившегося тягостного молчания. – Мертва!
Пейдж с трудом втянула в себя воздух. Ведь это она познакомила Энджи с Марой. Они настолько сблизились друг с другом, что редкий уикэнд проходил без того, чтобы Мара не навещала Энджи в ее доме, редкий воскресный день проходил без горячих споров между Марой и Энджи по политическим вопросам, в которых также участвовал Бен. И Мара и Энджи чего только не придумывали, чтобы приготовить новое воскресное лакомство для Дуги.
Кстати, о Дуги. Пейдж с болью в сердце подумала и о нем. Энджи всю жизнь только и делала, что оберегала его от всего дурного, происходившего в жизни, но теперь вряд ли ей удастся скрыть от него это. Смерть слишком конкретна. В разговоре о ней не отделаешься недомолвками или полупризнаниями.
Энджи была настроена на ту же волну, что и Пейдж.
– Дуги эта новость просто убьет. Он обожал Мару. Еще в прошлое воскресенье они вместе лазали по горам. – Энджи была необычно шумной, что было на нее не похоже. Впрочем, это продолжалось недолго, не более минуты, ровно столько времени понадобилось ей, чтобы привести мысли и чувства в порядок. Потом она спросила Пейдж об обстоятельствах гибели Мары. Пейдж рассказала ей все, что знала сама, но этого оказалось явно недостаточным для пытливого ума Энджи.
– Отчего же это все-таки произошло? – Она желала узнать всю подноготную дела. – Разумеется, самоубийство – это первое, что приходит на ум, когда человека находят в запертом гараже в машине с работающим двигателем. Но слово «самоубийство» никак для Мары не подходит, равно как и сама смерть. Вполне возможно, что произошел несчастный случай. Мара ужасно уставала последнее время. Она могла заснуть, не отдавая себе отчета, что двигатель автомобиля работает. Но самоубийство? Ведь она даже не позвала на помощь. Никому не сказала, даже не намекнула, что находится на грани срыва!
Абсурд происшедшего вызывал такую же горечь и у Пейдж. Горечь и недоумение. Она гордилась своей так называемой наблюдательностью, но не заметила ни малейшего признака того, что Мара находилась в кризисном состоянии.
Энджи продолжала гнуть свое.
– А как быть с ее пациентами? Ведь надо же их поставить в известность. Большинство в округе узнает о смерти Мары из слухов и сплетен и, естественно, обратится к нам за подтверждением. Может быть, попросить Джинни, чтобы она обзвонила знакомых и близких, коль скоро она сидит за столом в приемной, где стоит телефон?
Джинни всегда считали опытной секретаршей, но, признаться, журнал для записи больных совсем не одно и то же, что извещение о смерти. К счастью, Пейдж не пришлось облечь свои сомнения в слова. Энджи уже с ожесточением отрицательно закачала головой.
– Нам придется поговорить с пациентами лично. Мара была их кумиром. Им потребуется время, чтобы принять ее смерть и примириться с ней… Опять это проклятое слово. Господи, до чего же это все ужасно.