Калина стыдливо и доверчиво припала к нему.
— Так мне уже можно вас, дядя, отцом звать?
— Зови, доченька, зови!
На глазах Ксении Петровны заблестели счастливые слезы.
— Играйте, музыканты! У дядька Леся еще новые сапоги целы! — не успокаивается Иван Микитей.
— Лесь, будет уж, — дергает Олена мужа за рукав.
— А что я могу сделать, когда ноги сами ходят! Вот видишь, не я — ноги виноваты! — и Лесь пустился в такую чечетку, что и жениным ногам стало завидно.
— Василина, это не про твои пироги поют? — допытывается у жены Юстин.
— А что ж, и про мои! — отвечает захмелевшая Рымариха, приплясывая и ничуть не сердясь на мужа.
А музыка то скачет-катится, то налетает горным вихрем; кружатся молодые пары, переминаются с ноги на ногу захмелевшие от желания плясать старики.
В опустевшую хижину на пастбище вошли Бундзяк, Качмала, Палайда и Вацеба.
— Обманул нас Марьян! Раньше спустился с гор, чтобы не дать дани. — Бундзяк свирепо двинул сапогом в омертвевший очаг, и над ним заклубилась зола, окутав бандитов серым облаком.
— Апчхи! — Качмала растер сажу на лице. — Теперь сидит себе Марьян на колхозном празднике и смеется над нами.
— Еще заплачет он на этом празднике!
Бундзяк вылетел из хижины и с гиком вскочил на оседланную низкорослую лошаденку.
Перед бандитами, каркая, неохотно поднялась стая откормленного воронья.
Шум Черемоша и синих пихт, и над вершинами гор первые созвездия.
— Василько, все как в сказке. Даже не верится, что столько может быть радости у человека, — девушка отстранилась, чтобы лучше разглядеть лицо любимого.
— Это, Мариечка, великая правда, что человеческое счастье растет и растет, как зелень в мае… Любишь?
— Люблю, Василько, — она смутилась и улыбнулась, не сводя с него глаз.
— Чуточку?
— Больше, чем ты меня.
— Больше нельзя, Марийка. Больше не бывает!
— Ты так думаешь?
— Не думаю, а знаю.
— Любимый мой, — и она коснулась пальцем его волос.
— Поют вихры?
— Соловьем поют.
— А заплачут филином!
В один миг на Василя навалились бандиты.
Парень рванулся, стряхивая с себя груз давно не мытых тел. Тяжело упал на землю Палайда, как пьяный пошатнулся Вацеба, а Василь в нечеловеческом напряжении схватил обеими руками за шею насевшего ему на спину Качмалу и, оторвав бандита от себя, перекинул его через свою голову на дорогу. Но тут Бундзяк с размаху опустил на голову парня приклад. Василь качнулся, перед его глазами закружился лес, вздыбилась сырая земля, усыпанная красной пихтовой хвоей.
— Василько! Василь! — девушка бросилась к милому.
Но грязные, жесткие руки отшвырнули ее, и перед нею, кривясь, морщась от боли, стал Качмала.
— Цыц, дрянцо! Твое счастье, что не до тебя сейчас — узнала бы в кустах мою любовь и ласку.
Бандиты подхватили оглушенного Василя и поволокли его к лошадям.
— Василько! — девушка, падая и подымаясь, бежала за милым.
— Отстань, девка! — крикнул Бундзяк, садясь на коня. — С нынешнего вечера о другом ночевщике думай. Ха-ха-ха!
Черные всадники, освещенные мертвенным светом месяца, погнали лошадей. А девушка, падая, вновь подымаясь, побежала за ними, роняя на землю слезы, с болью повторяя единственное слово: «Василько!»
— Голосит, как над покойником, — кусая распухшие губы, процедил Качмала.
— Так пусть лучше над ней голосят! — Бундзяк обернулся и, картинно изогнувшись, выпустил автоматную очередь.
— Василько! — всхлипнула девушка и неловко упала на дорогу.
«Проверить бы, расклевали ей пули жизнь или нет». Но неподалеку проходит Косовский тракт. Бундзяк оборачивается назад, однако тело девушки уже прикрыли тени. «Не встанет — ведь целую очередь всадил».
— Гнат, — обращается он к Палайде, — скачи скорее на тракт, погляди.
Бандит молча выносится вперед. Стены леса все плотнее обступают его и коня. Возвращается он не скоро, встревоженный.
— Что-то неладно на тракте, — говорит он, подъезжая к Бундзяку, — в лесу какие-то тени.
— Может, показалось?
— Может, и показалось. А все же надо поскорей добираться до оврага: милиция есть милиция, и последнее время все труднее становится выскальзывать из ее рук.
— Слышь, добрая душа, — насмешливо обращается Бундзяк к Вацебе, — отведи эту падаль в чащу, чтобы после не воняло у нас на дороге.