Часто любила Леония прилечь возле подножия Европы, оберегавшей ее сон. Она знала, что всегда может чувствовать себя безопасно в ее тени, защищающей ото всего: от палящих жарких лучей солнца, от колючих кустарников, чьи ветки она заранее убирала далеко в сторону. Она оберегала и хранила ее, как родная мать. Европа видела, что Леония страдала в одиночестве, молча и терпеливо мучаясь, но не могла избавить ее от этих мук, не могла излечить ее ни своей лаской, ни теплом, ни нежностью или неустанной и неусыпной заботой, ни дружбой. Европа была умудрена жизнью и знала о дальних краях, о дальних странах и о другой жизни, совсем иной, нежели та, которой здесь жили. Она понимала, что Леония просто не догадывается пока и не знает о том, чего ей не хватает. Но когда-то ведь узнает! Леония слыла необычайной девушкой, но нуждалась в том, что многие девушки ее возраста имели там, в безумном мире. В один день она пробьется сквозь этот туман, либо навсегда останется в нем, подружившись с одним из тех юношей острова, которые никогда не узнают стрел Эрота. И именно тогда воззвала Европа, и подхватил ее крик Эол…
Сейчас же Гея обратилась к ней совсем по-иному поводу. И не посмела отказать ей Европа – пришлось подчиниться матери всей земли.
Мчался Адей к своей красавице Леонии, мечтая о том, какими чудесными и памятными он сделает оставшиеся четыре дня. Ведь потом ему следовало надолго вернуть на родину, в свой мир, столь непохожий на этот.
И на этот раз он удачно обогнул все рифы и препятствия, все барьеры, которые когда-то были выстроены Афиной по просьбе Геи – все они были уничтожены, разрушены, снесены великой и неукротимой силой любви. Оставалось всего каких-то несколько часов, которые отделяли его от ее волшебного поцелуя и чарующих добрых глаз. Она ими могла улыбаться так, как никто иной – это всегда удивляло и восхищало его. Всего несколько часов и никаких непредвиденных препятствий впереди… Так ему казалось.
Жизнь любит преподносить нам сюрпризы, а особенно она любит испытывать любовь: а может, это просто порывы первозданного Эроса, может, это всего лишь любовь, которая уйдет, как только появится привычка, или это действительно Любовь? В последнем случае она пройдет через все испытания и станет только сильней, окрепнет, обретет силу, и ничто ее не удержит!
Только пробрался Адей сквозь чащу прибрежного леса, как на пути его выросла гора. Раньше ее здесь не было – это Адей точно помнил.
– Не могла же эта гора вырасти из-под земли в одну ночь? Или ее сюда перенесли титаны? Еще ведь вчера не было и в помине ее!
Ему вспомнился вчерашний день, когда Леония говорила о красоте туч, а ему эти тучи больно ударяли по сердцу, словно предвестник разлуки. Он чувствовал: что-то случится!
Так и сталось сегодня: горная гряда простиралась всюду, насколько хватало глаз. Адей простоял некоторое время у подножия горы и начал поиск тропинок и перевалов, которые соединили б его с возлюбленной. Но гора была словно зачарована: там, куда направлялись его стопы, мигом вырастали заросли кустарника, терзая плоть острыми шипами; по каменистой дороге текли ручьи, делая ее смертельно опасной; камни сверху сыпались, как из рога изобилия, а рычание диких зверей в чаще леса не прекращалось ни на мгновение.
– Где же ты, сокровище моего сердца? Приди ко мне! Ты мне нужна сильней жизни! – взывал он в отчаянии, которое приступило незаметно, как волк к ягненку в темную ночь, когда неусыпный взор пастуха, наконец, потух от неизбежного сна.
Ударил он тогда своим мечом по скале, и полетели осколки камней, но неумолимой была гора.
«Здесь можно только дружить!» – услышал он заунывный нечеловеческий голос, который будто исходил из недр горы. И отступил он, поняв, что задача ему не по плечу.
Предчувствуя
Холодный туман сплошной пеленой объял землю. Уже с самого раннего утра каждый кустик, каждое деревце куталось в его широких одеждах, как маленький ребенок иногда примеряет на себя одежду родителя. Уже рядом с собой трудно было разглядеть хоть что-нибудь в белом ватном покрывале. Воздух то ли дрожал от озноба, то ли звенел. То и дело в нем мелькало что-то смутно знакомое, но разглядеть его никак не удавалось. Ощущения были странные и пугающие: словно весь мир, такой реальный и осязаемый еще вчера, вдруг пропал, канул в непроницаемую бездну, и только зыбкая, призрачная грань непроглядной завесы отделяла неосторожного путника от пустоты. Впрочем, путников было двое, и смелость их от того возросла и пересилила страх.