– Чему ты улыбаешься, добрый человек? – простодушно вопросил селянин. – Я гляжу кругом и не вижу в этой спящей долине ничего такого, что могло вызвать хотя бы слабую улыбку. Я не говорю уж о тревогах, что роем кружатся среди нас и хотят сцапать, и уволочь в свои глубокие берлоги на съедение страхам и беспокойствам.
Он ещё раз взглянул на него с каким-то потаённым страхом и несколько боязливо добавил:
– Мне приходят дурные мысли в голову… Твоя безмятежная улыбка так не вяжется с окружающим миром, что я думаю: уж не дома ли ты у себя?!
На спокойном лице Филона не дрогнул ни один мускул, и все той же непонятной радостью было оно отмечено. Филон взглянул и вполголоса молвил:
– А для тебя что дом родной? Клочок земли, что заключен, как узник, в четырех стенах и отделен от мира остального пучком соломы и распиленными дубами? А когда ты оказываешься в другом месте и строишь себе другой дом – уже ту землю ты называешь своим домом? Ведь так?
Моний послушно кивал головой, не находя что возразить, но все же добавил:
– Еще и ту землю, где я родился!
– Да, конечно. Конечно, и то место, где ты появился из чрева матери своей, ты считаешь своим домом. Но если б тебе не сказала о том твоя мать – ты б не знал, где родился. И не считал бы то место своим домом. Так ведь?
– Да, да! Все верно.
– А раз так, раз ты сам выбираешь землю и называешь ее своим домом, то признай: дом – это твой выбор.
– Охотно признаю.
– Ты ж любишь свой дом? – с блеском в очах спросил Филон.
– Еще бы! Именно сейчас я о том и мечтаю, чтобы скорей выбраться из этой долины и оказаться в тепле родного дома.
– Но это потому, что ты привязал себя к одному месту и не видишь уюта вне его стен. Но представь себе, что ты – кочевник…
– Я не хочу быть вместе с теми варварами! – прервал его Моний, не дав закончить мысль. – Мне целиком нравится моя жизнь!
Филон замолчал, подыскивая подходящие слова, и несколько минут они шли в полном молчании, и только ветер продолжал свою бессловесную речь. Картина не менялась: казалось, тропинка петляла по бесконечной долине, и выхода отсюда не найти.
– Давай тогда предположим, что ты – путешественник. Ты оказался в неведомой земле, и тебе надо перезимовать. Земля широкая лежит перед тобою…
– …как эта равнина! – улыбнулся Моний.
– Да. Может и так. И каждый кусочек ее, каждое деревце – красивы и уютны.
– И везде можно построить дом?
– Да. Везде. Где б ты построил дом?
– Где-нибудь… как попадется, – ответил задумчиво Моний.
– И то ты назовешь домом, и то ты будешь любить, – подытожил Филон.
– Охотно! – согласился Моний.
– Не напоминает ли тебе такая любовь разменную монету на базаре, – продолжал он, – когда ты что-то купил, потратил деньги и должен теперь либо признать это хорошим и любимым, либо поступиться своим себялюбием и признать, что не все – хорошее, что принадлежит тебе (да и принадлежит ли?), и не все плохое, что не твое?!
– А разве не может то, что я купил, быть хорошим и любимым? – лукаво улыбнулся Моний.
– Может. Но каждый предмет имеет великое множество граней, а я лишь привел тебе пример. Конечно, может оказаться так, что ты полюбил землю не потому, что ты ее выбрал и построил на ней дом, расплатился монетой, – а потому обязан любить… Но разве ты не подтвердил, что будешь любить то, что назовешь своим домом?
– Да, – немного замялся селянин, все еще не понимая, к чему клонит Филон.
– Тогда представь, что у тебя нет никаких возможностей выбраться из этой долины…
Моний так шарахнулся, что чуть не слетел с дороги. Лицо его было неотличимо от тумана. Филон же не остановился:
– Скажем, всю долину окружили враги, и попадись ты им в руки – тебе не миновать смертной кары. Твое спасение – лишь в одном: тебе надо переждать месяц в этой долине. Придется построить дом. Когда ты построишь дом – что ты сделаешь?
Филон с добротою взглянул в глаза Мония, но так и не дождался от того «полюблю» – селянин все никак не мог прийти в себе от перспективы пожить месяц в этой долине.
– А у тебя не возникало чувства, что вся эта долина одинаково уютна?
– Да, да: серость и туман везде одинаковы.
– Так что тебе легко будет представить, как ты строишь дом на месте под названием «где-нибудь»… – под это определение сойдет и вот эта самая земля, по которой мы с тобой шагаем. Так что тебе мешает назвать это место своим домом и полюбить его?
Филон мягко улыбался и не мог не отдать должное изворотливости Мония, когда тот, минуту подумав, ответил: