– Хотя бы то обстоятельство, что я не окружен врагами в этой долине.
– И это тебе мешает любить? Но сам подумай – а то я могу тебе доказать – разве любовь зависит от того, насколько ты окружен врагами, и где они тебя застали?
– Нет. Не стоит. Лучше – смотри: мы, кажется, пришли!
И вправду: восклицание его было неслучайно. Горизонт впереди посветлел, туман стал гораздо реже, и через него уже проглядывались знакомые верхушки сосен и дубов.
А еще через десять минут они дошли до развилки дорог: один путь уходил вбок, другой – в гору.
– Что ж. Будем прощаться, мой интересный попутчик! Дальше наши пути расходятся: тебя ждет возвращение под теплый и любимый кров, а меня дорога уводит в новые дали.
– Пойдем ко мне домой! Я тебя угощу за то, что вывел меня из этой мрачной долины, – добродушно отозвался Моний. – Познакомлю с семьей. Посмотришь мой дом – сам увидишь, что грех его не любить!
Глаза Филона, казалось, говорили что-то неизъяснимое, но Моний, переполненный радостью и восторгом, не слышал его.
– Не по дороге нам, Моний, – с теплотой и кротостью ответил странник. – Ты искал уютную гавань, мой же путь лежит в безбрежный океан. Люби свой дом, Моний, люби! Когда ты построишь корабль и отважишься на плаванье, тебе откроются бескрайние горизонты, и ни один туман тогда не сможет удержать твоего стремительного полета! Берегись только порывистых ветров – они будут стараться направить тебя на скалы, но ты вспомни о доме – и увидишь путь к нему. Счастливо, счастливо!
Моний стоял, как вкопанный в родную землю, и непонимающим взглядом провожал Филона, удаляющегося по незнакомой дороге в неведомую даль.
Капля дождя
Ветра почти не было. Любой моряк назвал бы такую погоду несносной: практически полный штиль, и только дождь безжалостно хлещет, заливает улицы грязной водой. Сажа и дым городских труб не видны из-за отлогой стены, сотканной из тысяч и тысяч мелких, неразличимых для глаза, капель.
Свинцовые тучи, пришельцы из неведомых земель, громоздко давили на небо. Всей своей тяжестью, как атлеты-тяжеловесы, наваливались они на твердь небесную, но не могли сокрушить ее. И тогда, в порыве ярости, от бессилия и злобы, изливали они все свои страдания на одурманенную сном землю.
Брызги. Хлюпанье чьих-то промокших ног по лужам. Чей-то окрик за углом дома. И снова – это мерное «тук-тук-бульк-тук-тук», как будто что-то совсем живое сперва ударяется о проржавевшее железо крыши, а затем без сознания срывается в ледяную воду. Еще можно спасти его, стоит только набраться смелости и наперекор всему выбежать в пугающую темноту то безмолвной, а то – полной каких-то нечеловеческих голосов, улицы. Но на шаг отчаяния не хватает воли, и вот уже из другой комнаты доносится тонкий голосок мамы, такой родной и любимый, как песня безмятежного детства:
– Катя! Немедленно иди ужинать – остывает, и спать!
Девочка лет десяти, легкая, как перышко, в последний раз бросает взгляд на мутное окно, по которому бегут, струятся мелкие ручьи, оставляя за собой извилистые следы; вздыхает – так не хочется отрываться от той жизни, которую она заприметила и – незаметно для себя – полюбила. Как бабочка, выпорхнула она из темной комнатки, небольшой, но уютной, оставив за плечами у себя узор иного мира…
Неповоротливые тучи медленно тянутся над городом, одна за другой низвергая на него бесчисленные слезы. Отсюда все видится совершенно иным: таким призрачным и игрушечным, ненастоящим – как мираж, как видения заблудшего в пустыне странника. Далекие крыши домов, как панцири неуклюжих черепах, и бледно-зеленые огоньки механической жизни, как обманчивые болотные огни, так неестественно смотрятся среди широты бескрайнего неба, как картина неумелого художника в дешевой и грубой канве.
Где-то далеко громыхнуло. Сиреневатого цвета тучка содрогнулась и, не выдержав, обрушила на далекую землю искрящийся водопад из прозрачных брызг.
Земля все еще виделась, как огромное пятно, будто смешали воедино вязкую глину и пылающие угли костра. Воздух был так чист и приятен – пахло свежестью и силой, молодостью и верой в свою неповторимость. Океан туч, далекие игры незнакомых ребятишек – о, как удивителен их задор и резвость!
– Я обязательно подружусь с ними!
Грозный и заботливый родитель, провожающий в новую, неизведанную жизнь, полную незабываемых приключений, нависал немного сверху, все еще близкий и доступный.
– Ничего! Когда я вырасту – я тоже стану взрослым и большим!
Мир вокруг менялся очень медленно. Время тянулось до бесконечности: кругом было столько нового и незнакомого, и познание его сопровождалось неизменной и чистой, как луч солнца, радостью. Рядом проносились чьи-то лица: одни, влекомые непонятной силой, неслись к цели путешествия быстрей, другие – медленнее. И я, шутя, обгонял их, оставляя позади. Именно тогда ко мне впервые и пришла тревожная мысль: «А какова же цель моего путешествия, куда мы мчимся, пусть и с разной скоростью?» Но она была такой смутной и мимолетной, а чувство самого полета настолько захватывало дух, что ни о чем другом и думать не хотелось. Звенящий смех и яркое ощущение настоящей жизни, ее полноты переполняли меня. До всего остального мне не было дела.