И тогда впервые, оглянувшись вокруг себя, видя возделанные поля, преображенную землю, хранящую память не только о его собственном труде, но и о труде его предков, человек с нежностью и благоговением произнес слово «родина», соединив в нем, завязав единым узлом настоящее, прошлое и будущее…
После сказанного станет понятно, с каким вниманием и надеждой осматривал я каждый черепок с ложнотекстильным орнаментом, попадавший ко мне в руки. Их было так много! Увидеть на одном из тысяч отпечаток зерна размером в пять — семь миллиметров казалось почти безнадежным делом. При этом меня интересовал далеко не каждый черепок: существование земледелия у обитателей городищ не вызывало сомнений. Найдены были не только отпечатки, но и сами зерна, хранившиеся в ямах. Вопрос стоял о более раннем времени, до появления железных орудий.
Первый достоверный отпечаток зерна ячменя я увидел на маленьком горшочке из так называемого «Младшего Волосовского могильника», который хранился в коллекции музея в Муроме. Небольшой сосуд с плоским дном и типичной рябой поверхностью был вылеплен как бы на переходе от эпохи бронзы к эпохе железа.
Ни В. А. Городцов, копавший могильник, ни позднейшие исследователи, изучавшие коллекции, не обратили внимание на этот драгоценный отпечаток, который сразу же заставил удревнить возникновение правильного земледелия в наших лесах на несколько сотен лет. И он оставался единственным известным, пока не произошло открытие странного могильника на берегу Плещеева озера, получившего название «Дикариха» — по оврагу, возле которого он расположен.
Вспоминая историю его открытия, я до сих пор невольно задумываюсь над вопросом: что же движет науку — случай или предвидение? Вероятно, имеет место и то и другое. Каждый раз это кажется случаем, но все в целом выстраивается в определенную закономерность.
Тогда все выглядело очень просто. Солнечным майским днем, проходя мимо оврага, я заметил в срезе свежего кювета дороги большой обломок сосуда. Другая его часть торчала тут же в земле. Дно сосуда было покрыто ложнотекстильным орнаментом, а под венчиком — узором, удивительно похожим на узор фатьяновских сосудов. Проходил я в тот раз здесь действительно случайно. Но совсем не случайно в течение трех или четырех предыдущих лет я приглядывался к этому месту, ожидая находок.
Через два месяца, начав раскопки, я обнаружил на этом месте могильник культуры ложнотекстильной керамики — первой земледельческой культуры в наших лесах.
Странным могильник казался по многим причинам. Во-первых, в нем не было погребенных: в неглубоких овальных ямах со следами окружавших их оградок, стояли сосуды, один или два, но всегда так, что не оставалось места для умершего. Иногда рядом с сосудами мы находили скребки. Часто стенки и дно ямы были посыпаны углями. Тело умершего, как можно думать, сжигали на стороне. Выкопанная здесь могильная яма предназначалась для погребения не тела, а души умершего, которой приносили жертвы на горевших рядом кострах, снабжали ее пищей в сосудах, выделяемой из заупокойной тризны. Огонь был обязательной частью погребального ритуала: между могильными ямами можно было видеть линзы многочисленных костров, а в одной яме под слоем углей лежали кости собаки и овцы.
Дикариха оказалась первым и самым ранним по времени могильником культуры ложнотекстильной керамики. Вскоре подобные могильники родственной поздняковской культуры были открыты на Оке.
Наблюдения во время раскопок могильника позволили установить тот факт, что к моменту сложения культуры ложнотекстильной керамики на этой территории еще жили фатьяновцы. Больше того, их загадочное «исчезновение» было, по-видимому, прямо связано с процессом сложения новой культуры и того типа хозяйства, которое стало господствующим на этой территории. Фатьяновцы со своими стадами и металлургией, как можно думать, явились одной из главных составных частей складывавшейся новой общности людей. Да и «огненное погребение», о котором мне приходилось упоминать только предположительно, став в эту эпоху господствующим, объясняло прекращение захоронений на фатьяновских могильниках.
Но все это было второстепенным по сравнению с главным открытием.
Склеивая разбитые сосуды из погребений, я заметил в изломе некоторых черепков обуглившиеся зерна ячменя и пшеницы. Иногда их было больше, иногда — меньше. Даже если они случайно попали в глиняное тесто при лепке сосуда, то и тогда их присутствие неопровержимо доказывало широкое распространение земледелия в то время. Только было ли это случайностью? К тому времени, когда мы вели раскопки на Дикарихе, археологам уже было известно, что некоторые глиняные статуэтки трипольской культуры на юге Украины и в Молдавии, изображавшие богиню плодородия, при рентгеноскопическом исследовании оказались буквально набиты зернами культурных злаков.