Так неожиданно получал разрешение вопрос, казалось бы, сторонний и все же занимавший меня многие годы.
Корабль времен Петра I.
Вексу я знал хорошо — ее берега, ее фарватер; знал и ямы и мели, потому что большую часть реки исплавал с маской и подводным ружьем, охотясь на язей и щук, благо вода в те годы была идеально чистой и никому не приходило в голову надстраивать плотину в Усолье. Ямы на Вексе были глубокие, и сейчас я думаю, что они могли остаться от прежнего, более глубокого русла, подобно тому как яма Плещеева озера осталась от ложа когда-то бывшего здесь мощного и бурного ледникового потока. Но вместе с тем я видел, как на глазах река мелела, и меньше чем за четверть века паводки, поднимавшиеся до первой террасы, теперь редко-редко выплескиваются на пойму. Со времени Петра I и его «потешной» флотилии прошло без малого триста лет.
Могли те паводки превышать нынешние на два — два с половиной метра?
Надеяться, что в те времена кто-либо исполнял должность работника бассейновой инспекции и каждый день замерял уровень воды в озере, не приходилось. И все же нужные сведения стоило поискать, в этом убеждал меня опыт исследователя.
Плещеево озеро занимает исключительное положение — и в отечественной науке, и в нашей русской истории. Ни озеро Ильмень, ни ростовское озеро Неро, ни вышневолоцкие озера, ни даже Белое и Кубенское озера не пользовались столь пристальным вниманием московских властей на протяжении всей истории русского государства, как Плещеево озеро. Причин было много — политических, эстетических, торговых. Но главной была гастрономическая: в Плещеевом озере до последнего времени водился — сейчас он под угрозой гибели — особенный вид ряпушки, известный как «переславская селедочка». Ряпушка принадлежит к семейству сиговых, и вкус ее, особенно переславской, ни с чем не сравним, все равно, в жареном, соленом, копченом или вяленом виде. Вот почему Плещеево озеро и Рыбачья слобода в Переславле-Залесском искони подлежали надзору Большого Кремлевского дворца. Пользуясь льготами и привилегиями, закрепленными царскими грамотами и указами, переславские рыбаки поставляли в Кремль, сначала к великокняжескому, а потом к царскому столу, различную рыбу, но в первую очередь ряпушку. Лов ее был регламентирован не только сезоном, но и поштучным приемом для дворцовой кухни.
Справедливости ради следует отметить, что, наряду со специальным отловом для Москвы, для местного начальства, для духовенства и «к случаю», рыбакам разрешалось ловить определенное количество ряпушки для собственных надобностей.
За всем тем «царской рыбе» велся строгий учет. Потому и само озеро, и тоневые участки у его берегов были точно обмерены и описаны в переписных книгах. Так, благодаря работе царских землемеров и писцов, при содействии переславских краеведов, собиравших различные статистические данные о своем крае «на всякий случай», я узнал, что в 1675–1676 годах площадь Плещеева озера оценивалась в 6680 десятин 1410 сажен. В пересчете на метрическую систему мер, которой мы пользуемся теперь, это составляет 72,986 квадратных километра. Через двести сорок пять лет основатель Переславль-Залесского музея М. И. Смирнов произвел новые обмеры озера и получил цифру в 4606 десятин, или 50,362 квадратных километра, обнаружив, что площадь озера сократилась на треть по сравнению с серединой XVII века. К началу семидесятых годов нашего века площадь озера сократилась до сорока квадратных километров. Вода отступала от берега все дальше и дальше, оставляя за собой новый уступ зарастающей поймы…
Итак, все сходилось — предположения и расчеты.
Насколько я мог судить по археологическим данным, смена регрессивных и трансгрессивных периодов на протяжении всего голоцена происходила с периодичностью от полутора до двух тысяч лет. Иными словами, здесь наблюдалась не случайность, а закономерность.
На этом я мог поставить точку. Мне удалось выяснить скачкообразное развитие биосферы в голоцене, прийти к заключению, что каждый раз действовали одни и те же силы, а не случайное стечение обстоятельств, и, кроме того, обнаружить несколько полезных для археолога закономерностей. Но тут я, что называется, завелся: я хотел добраться до механизма обнаруженной периодичности.
И снова случай пришел на помощь.