Спичка
Когда я вновь прихожу в своё тело и разуваю очи, то встречаю целую октаву встревоженных глаз. Парни бессовестно пялятся на мои голые ноги без единого волоска и не скрывают возбуждения. Извращенцы! Облизываются перед божественным соитием! Хотят вымочить свои пенисы в соках женской страсти! Но не тут-то – я не из семейства Давалкинс.
– Чего это вы уставились? – надуваю губки, как бы небрежно поправляя растрёпанные локоны.
– Я боялся, что ты не проснёшься, – дрожа, переводит дыхание Купидон.
– С чего бы это вдруг? – игриво хмыкаю, медленно поднимаясь с пола.
Слабые мышцы едва подчиняются воле, отчего приходится с трудом подтягиваться и усаживаться в кресло. Сбиваю накидку. Откидываюсь на подушку. Готова поспорить, что внутри у неё самый дешёвый сбитый синтепон.
– Что это за хрень вообще была? – первым заговаривает Дали, поднимая общие сомнения. – Я видел какого-то сумасшедшего гипнолога, пока валялся в отключке! – возмущённо машет руками он.
Значит, не я одна имела честь поболтать с чокнутым толстяком.
– Мне тоже мерещился один чувак, – встревает Лох, – вы не поверите – я общался с самим Кафкой! Ну и бредятина, конечно, – качает головой худой подросток.
– Так, что ли, мы взаправду в этом лабиринте пошатались? – удивляется Купидон.
– Похоже на то, – признаёт Андерсен, – только я не понимаю, как…
– Не парься, детка, – прерывает его Купидон, хлопая рукой по колену.
– И что же? Мы действительно посетили души писателей? С кем именно вы беседовали? – от волнения мечется Андерсен.
– С неким Кроули, – тихо отвечаю. Куда успел исчезнуть мой голос? Откуда этот странный барьер в горле, препятствующий свободному перемещению воздуха? В слова так и норовят вмешаться звуки «х» и «к». – Он нёс какую-то ахинею про волю и смысл, а ещё тасовал карты Таро Тота и называл себя Зверем 666, – напрягаю гортань.
– Мне попался какой-то Бёрджесс. Мы с ним музлишко послушали, поболтали дружно, – закуривает Купидон.
– Этот гипнолог представился Олдосом Хаксли, – добавляет Дали, – он меня в транс вводил.
– И как? – интересуется Лохматый.
– Ничего себе… – ошарашенно зависает Андерсен.
В его глазах бурлят гнусные пузыри восторга и энергии. Как же бесит его воодушевление! Почему это он должен пылать и светиться, когда я угасаю?
– А ты-то с кем сплетничал, дурачок? – насмешливо кривлю я губу, желая растереть по его самодовольной роже воздушный крем, чтобы он слизывал его и захлёбывался калориями. Лёгким чистыми калориями. И чтобы трансформировался он в беспонтовую мясную гусеницу.
– С автором бестселлера «Над пропастью во ржи», – откуда-то издалека отвечает мерзавец.
– И что же? – хмыкаю я.
– И понял, что не имею права переписывать ни строчки, – грустно констатирует он.
– То-то и оно, неудачник, – довольно язвлю, отмечая хоть какую-то справедливость.
– И что теперь делать будем? – подтягивается к разговору Купидон. – Можем разбегаться и жить, как раньше?
– Нет, – решительно отказывает Андерсен, – не-ет, – растягивает он, – определённо нельзя продолжать загонять себя в могилу, – рассуждает парень.
– С каких пор ты стал за меня решать? – фыркаю я, искрясь от возмущения. Нашёлся командир!
– А с таких! – неожиданно срывается наш порядочный мальчик. – Посмотри на себя, ты даже ходить нормально не можешь! Тебе же мозги лечить надо! Ты умрёшь через пару недель, если будешь и дальше сажать свой желудок! У тебя же все органы сжались, дура ты ненормальная! – грубо хватает он мои плечи.
– Не тронь меня, ублюдок! – кричу я. – Отпусти, сука! Заткнись, тварь! Я сама решаю, что могу есть, а что не могу! Уже поперёк горла вся ваша забота, скоты безмозглые! Вам не понять, каково быть жирной никому ненужной гадиной! Я и так дохрена вешу! – рычу, захлёбываясь вязкими слюнями.
– Спокойно, – говорит Купидон, – спокойно…
– Иди нахрен отсюда! – посылаю его. Первый стоит в очереди спасения, гуманист вшивый! Только я не нуждаюсь в их лживой опеке. Всё, чего я хочу – это кататься в чёрном блестящем лимузине с кем-то вроде Джона Кеннеди, чтобы этот кто-то целовал мою нежную бархатную шею. Лизал мою нежную бархатную шею. Кусал мою нежную бархатную шею. Чтобы он мягко разводил мои ноги и вставлял в мою пи-пи. Но если я буду есть, то стану типичной тупой домохозяйкой, на которую не клюнет даже рыхлый, неуверенный в себе мужик! – Отцепитесь вы все от меня! Я хочу побыть в одиночестве! – рыдаю так, что по щекам ползёт тёмно-синяя тушь, но меня продолжают сковывать крепкие руки.