– Прикольно, – приободряется Купидон, – я с радостью сыграю!
– Плюсую, – потягивается Дали.
– Тогда погнали! – даёт старт Андерсен. – Победит самый оригинальный участник! – предвкушает он.
– Бывший наркоман, – деловито изрекает Мэрилин, многозначительно косясь на Лоха.
– Красивая анорексичка! – вскипает тот.
– Мужская любовь, – парирует Монро.
– Пропащий человек! – пытается прекратить оскорбления Андерсен.
– Рыжие белки! – широко улыбается Дали.
– Нет, ты не врубился! Слова должны противоречить друг другу, а не сочетаться! – морщится от его тупости Лохматый.
– А-а! Всё, чувак, – кивает очкарик, – теперь въехал. Гладкий кактус, – называет он.
– Во. Теперь другое дело.
– Глупые мечты, – присоединяется Купидон.
– Как романтично, – медленно опускает ресницы Катрин Де Мяу, – я сейчас растаю…
– Везучий горемыка, – выправляет паузу Андерсен.
– Болезненная медитация, – берёт эстафету Лох.
– Батончики для похудения, – говорит Мэрилин.
– Бессмысленная жизнь, – говорит Андерсен.
– Скучная книга, – говорит Андерсен.
– Огромный микроб, – говорит Дали.
– Вкусная колбаса, – говорит Купидон.
– Исчезнувшие угри, – говорит Лох.
– Расчёсанные волосы, – говорит Лох.
– Серые будни, – говорит Андерсен.
До глубокой ночи в купе звучат абсурдные эпитеты, но постепенно мозговые батарейки садятся, и неопытные эрудиты проваливаются в желейную консистенцию сна.
Биоад
Проснувшись, не сразу понимаю, где я, но тряска и звон чайных ложек, доносящийся из коридора, нажимают нужную кнопку в голове. Напротив меня, приоткрыв рот, сопит белокурый принц. Одна его кудряшка, словно пёрышко, дерзко спускается на лоб. Наверное, щекочет его. Мешает дремать в уютной коробке поезда. За дверью раздаются крики детей и топанье их маленьких ножек. Но топанье такое, что ножки кажутся отнюдь не маленькими. Ранние жаворонки уже заваривают себе чай и посещают туалет. Боюсь, их перемещение из одного конца в другой никогда не прекратится. Сонно поднявшись на локте, озираюсь и тру глаза. На руке остаётся светло-ореховая блестящая клякса. Откапываю под подушкой лифчик и, застегнув его на талии, натягиваю на грудь. Отмечаю, как же мне фартит с нижней полкой. До сих пор меня преследует головокружение, так что скакать по раскладным металлическим лесенкам я не особо желаю. Нащупываю на столе свою розовую зубную щётку с тюбиком клубничной пасты. Помнится, раньше я остерегалась этой «Splat Special Dream», боясь лишних калорий и пользуясь не менее сомнительным освежителем. Сейчас я боюсь только одного – зайти в общественный сортир с вонью от испражнений, полом, забрызганным мочой, и заляпанным ободком унитаза. Благо, впереди арбузной жвачкой тянется очередь зевак. Около меня стоит девочка с неопрятными хвостиками и майкой с дружелюбным единорогом. Её ручонки бесцельно бродят в воздухе, головёнка задирается к матери, а голосок задаёт тупые вопросы:
– Мам? А, мам? А сколько нам ещё ехать? Мам? Мы уже приехали, да, мам? – повторяет она.
Затем мимо меня просачивается небритый мужик с картошкой быстрого приготовления.
– Осторожно – кипяток, – сообщает он.
Я вздыхаю. Шикарные развлечения. Меня так и подмывает вставить кому-нибудь хорошего пинка. Поставить увесистый подзатыльник этой живучей прохвостке с её безостановочным «Уже приехали, да, мам?» Нет, мелюзга пузатая, не приехали! Готова вскипеть, как эта вредная беспонтовая картошка, и ошпарить кого-нибудь успокаивающим матом!
Но Мэрилин Монро не положено так себе вести. Мэрилин Монро положено по-голливудски улыбаться и одаривать толпу воздушными поцелуями. Ведь Мэрилин Монро должны любить. Должны её хотеть. Хотеть больше, чем беспонтовую картошку или газету с кроссвордами.
Очень постепенно вереница обывателей рассасывается, и я оказываюсь перед вратами в Ад. Зажимаю свой крохотный носик – вонища и вправду редкостная! Брезгливо берусь за ручку кончиками пальцев. Дрожа и жмурясь, закрываюсь внутри. Несчастный квадратный метр трясёт так, что можно почувствовать, как задницу царапает наждак каменной крошки на рельсах. Элегантно задираю юбку и приседаю на корточки над железным унитазом. Зачем-то задерживаю дыхание. От напряжения ничего не вытекает. Проклинаю всё, на чём держится этот убогий свет. Проклинаю китов, слонов и старую, уже наверняка полудохлую черепаху! Боязно задеть грязную стену. Боязно наступить в подозрительную лужу. Боязно вобрать в себе вонючий смрад.