— Тогда, Павлик, и все были башибузуки, — заметил я, — но еще вопрос, кто был больше башибузуком: князья ли, утопавшие в распутстве и роскоши, грабя народ, или Карлштадт, в порыве фанатизма восставший против позора этого распутства и этой роскоши. Я, по крайней мере, вполне понимаю в этом случае фанатизм подобных людей, как Савонарола или Карлштадт. Есть обстоятельства, есть эпохи, когда страстные люди могут прийти к сознанию, что все наше беспутное мотовство, безумная роскошь, беспечальное житье являются не чем иным, как следствием грабежа ближних.
— Ну, уж тоже и жить аскетом — покорно благодарю! — воскликнул он.
— А жить грабителем лучше? — спросил я. Павлик загорячился и почти начал кричать:
— Что ты мне страшные-то слова говоришь: грабители! грабители! Просто люди, которые хотят жить. Ну, а что пользы-то в том, если вот ты во всем себе отказывать будешь? Нищету, что ли, один истребишь? Так она была и будет!
— Я вовсе этого и не думаю. Я лично желал бы довести свой образ жизни до последней степени простоты, чтобы избавиться от внутреннего разлада, от упреков совести, чтобы сознавать, что я ем свой заработанный хлеб, а не чужой. Вот все, чего я хочу достигнуть, стремясь упростить свою жизнь. Но если бы к этому стремился не я один, а большинство…
Павлик не дал мне кончить и закричал:
— Повеситься бы тогда надо было от скуки!
— А ты думаешь, веселье в том, чтобы тратить как можно больше денег? — спросил я, смеясь.
— Ах, что вы с ним говорите! — воскликнула Марья Николаевна. — Он думает, что актеры лучше играют для бельэтажа, чем для райка.
— И самая интересная книга непременно та, у которой дорогой переплет, — добавил я.
На бедного Павлика посыпался град шуток. Он защищался не на живот, а на смерть, то со смехом, то с полудетским задором…
Совершенно незаметно, сидя в беседке над обрывом, мы проболтали до часу ночи, горячась, крича и вскакивая с мест. Вечер был превосходный, и нам не хотелось расходиться. Наконец, Павлик напомнил Марье Николаевне, что ей пора ехать, что ее кучер, вероятно, думает, что барышня пропала. Экипаж ее остался у дома дяди Алексея Ивановича, и потому до него нужно было пройти пешком. Я вызвался идти с Павликом и Марьей Николаевной. Проходя в свой дом за фуражкой, я заметил, что в окне Поли, где не было света, быстро опустилась при моем приближении занавеска. Впрочем, может быть, это мне только показалось…»
«13 августа. Утром, когда я вышел пить чай, Поля заметила мне:
— Уморили вас вчера гости! До часу сидели, да еще провожать потащили!
— Я сам предложил проводить их: вечер был чудесный! — ответил я.
— И уж любит же поговорить эта Марья Николаевна, — заметила Поля. — И о чем она только находит говорить…
— Вот погоди, Поля, будешь учиться, будет и у тебя о чем говорить. Ты и не знаешь, моя милая, как работает ум, когда много знаешь, много читаешь…
— Что же, все о науках, о книгах говорите с нею?
— С Марьей Николаевной? Да, о науке, о книгах, о людях. Вот вчера толковали об одном великом человеке, любившем горячо народ, пожертвовавшем народу жизнью.
Я начал рассказывать Поле просто, как умел, о Мюнцере.
— Когда читаешь о подобных людях, сам делаешься лучше, хочешь быть похожим на них, хотя немного, чтобы прожить жизнь недаром, — заметил я.
— И вы, вы были бы рады, если бы были таким? — воскликнула она. — Да он же на смерть шел. И вот вы сказали, что он любимую жену оставил и ходил по городам. Нет, уж какой же это муж… это уж разве самый пропащий человек сделает…
Она вздохнула.
— Нет, мы вот, женщины, не такие… Да я, хоть бы озолотили меня, не бросила бы того, кого люблю… Уж какая же это любовь? Да, верно, его и жена не любила, что отпустила.
Я рассмеялся и в шутку спросил:
— Значит, ты бы меня не отпустила?
Она побледнела.
— Разве я смею! — проговорила она упавшим голосом. — Вы что хотите, то и делаете…
— А если бы смела?
— Никогда бы не отпустила!..
И вдруг, точно испугавшись чего-то, она быстро сказала:
— Да ну их, эти разговоры! Только сердце надрывается! Мне и подумать-то страшно, что бы было, если бы вы таким были. Слава богу, что это не у нас такие люди были, а в чужих землях! Да и давно это было. Сказки, может быть, тоже! Вот посмотрела бы я, что запела бы Марья Николаевна, если бы ее жених, сделавшись ее мужем, удрал от нее… А что, скоро она выйдет замуж?
— Не знаю…
— Уж скорей бы выходила, а то бегает с холостыми мужчинами, срам один…
— Она честная девушка, Поля! — сорвалось у меня с языка.