Генерал резко повернулся:
— Если мне будет позволено высказать свое мнение, я возражаю. Категорически! — Он обвел глазами КДП и услышал, как Царев одними губами повторил: «Категорически...» С этим словом тут что-то уже было. Ах да! Но — все равно.
Стояла полная тишина, нарушаемая лишь тонким шумом аппаратуры. Мертвенно светились бледно-зеленые, осунувшиеся лица.
— Вылет одиночного самолета ничего не даст. В таких условиях это — авантюра.
Царев резко-неприязненно сказал:
— Авантюра — ждать! И делать вид, что солома поможет тонущему!
Генерал старался не менять ни голоса, ни интонаций — хотя устал, очень устал, беспредельно устал.
— Пока еще ничего не случилось... Да возьмите себя в руки, майор! Не случилось и не случится, если они грамотные летчики. И кстати, полковник, я помню, что именно я настоял на их вылете, именно это и будет написано в моем рапорте. — Он произнес слово «рапорт» по-флотски, с ударением на последнем слоге. — Вы удовлетворены? Повторяю, однако, — поднимать одиночный самолет смысла нет. Он просто не найдет их.
— Неразумно? Не оправдано мерой риска? — спросил Царев.
— Слушайте, полковник, давайте-ка вести себя прилично. — Генерал прикрыл воспаленные глаза, которые жгло так, будто их засыпало песком; он с силой потер глаза пальцами — вроде стало легче. — Просто прилично. Не хочется напоминать вам не только о моем звании, должности и тэ-дэ, но и о моем возрасте. Не впадайте в гимназическое бунтарство. Я ведь могу вас...
— Я знаю одно — ребят надо вытаскивать!
— ...могу просто поставить вас «смирно» и закрыть вам рот. Мы в армии, полковник. Долг, защита, готовность — только плакатные слова. А есть еще дело — наше дело! Неужели вы допускаете мысль, что я мог бы послать их, если б сам все не испытал на себе? Да поймите же наконец, что научиться можно только одним способом — научаясь!
Щелкнул динамик.
— На связи — РЦ «Фрегат». «Фрегат» вызывает «Барьер».
Тагиев утомленно щелкнул клавишей:
— Слушает «Барьер».
— В мою зону вошел неопознанный летающий объект. Квадрат 84—27. Объект классифицируется как воздушная цель, удаление шестьсот, скорость пятьсот, высота тысяча двести, курс двадцать пять. Автоответчик дает: «Я — свой». На вызовы по всем рабочим частотам не отвечает. Цель сопровождаю.
Тагиев привстал. Генерал вздрогнул и уперся взглядом в планшет. И в наступившей тишине, шипящей ожидающим динамиком, прозвучал торжествующий возглас Царева:
— Вот и все! Ай да Кучеров! — и это прозвучало: «А вы как думали?!»
— Но почему он там? — прошептал Тагиев. — Куда его несет?..
— Неважно! — крутнулся к планшету Царев. — Он идет — идет вот сюда. Ну да, он же знает только генеральный, компасный курс. А здесь... Здесь ему даже на вынужденную идти нельзя. Его надо заводить во-от сюда... Ну, Тагиев, решайся!
Повисла гулко-дрожащая тишина.
— Та-ги-ев?!
Тагиев молчал. Под черными от щетины щеками ходили желваки.
— Ладно, Тагиев. Ты РП, но комполка, слава богу, пока я! — Царев сорвал телефонную трубку и, чеканя слова, приказал срочно готовить к вылету Ил-28. Все молчали. И когда он бросил трубку, генерал негромко произнес:
— А если это не он?
Царев замер, набрал полную грудь воздуха и очень тихо, едва шевеля губами, протянул, сжав кулаки:
— Товарищ ге-не-рал...
— Да остыньте, полковник! — Генерал потер лоб и задумчиво проговорил: — Все, все надо предусмотреть. Это, понятно, он. Но все равно... Тревога? Его надо перехватить. Успеют только истребители. — Он странно-испытующе посмотрел Цареву в глаза и медленно дополнил: — Истребители его перехватят и поведут в зону ожидания. Так? Полковник?
Царев длинную секунду, сощурясь, смотрел генералу в глаза и, не отводя взгляда, резко бросил:
— Тагиев! Объявляй тревогу!
Тагиев медлил.
— Боевая тревога! — рявкнул генерал.
На укрытом в лесу аэродроме ПВО, в небольшом домике на краю бетонной площадки, ждали полетов летчики.
Упакованный в противоперегрузочный костюм гитарист, сидя на ручке кресла, задумчиво глядел на стоящую на журнальном столике меж двух его коллег шахматную доску и тихонько тренькал на гитаре:
Но только небо голубое — чистая река, Чистая река — как твои глаза. Тают за кормой большие облака, Белые, словно паруса...— Ты ходить будешь?
— Не суетись, Леша, не размахивай руками... Вот лошадка мне твоя не нравится — и я буду ее кушать.
— Приятного аппетита. Но тогда, старичок...
Здесь очень покойно, здесь все продумано для того, чтоб люди именно отдыхали: мягкая удобная мебель, мягкие тяжелые шторы, тканевая драпировка стен глушит и без того бархатистый свет.