Она уныло подумала, что надеяться на это вряд ли приходится. Скрыв от него рождение ребенка, она поступила несправедливо, Клодия готова была признать это. И теперь он любым способом захочет отплатить ей.
Адам ничего не ответил, только посмотрел на нее долгим загадочным взглядом, повернулся и направился к своей машине.
— А теперь расскажи все по порядку. — Эми устроилась за тщательно выскобленным кухонным столом, помешивая какао и неодобрительно поглядывая на бокал с красным вином, стоявший перед Клодией, — уже второй за сегодняшний вечер и, как истерически подумала Клодия, должно быть, далеко не последний.
С того момента, как уехал Адам, Клодия избегала оставаться наедине с домоправительницей, боясь ее расспросов, которым, как она знала по долгому опыту, не будет конца.
— Кто бы мог подумать, что Адам Уэстон вдруг объявится здесь? В то время, когда вы с ним так славно гуляли вдвоем, у него и шестипенсовика в кармане не отыскалось бы. Я хорошо помню, как он был благодарен, когда ему предложили здесь работу, ночлег и пропитание. А теперь он сваливается, словно снег на голову, и предлагает купить все поместье!
Едва ли. Теперь он пальцем о палец не ударит, чтобы помочь им выбраться из глубокой черной дыры, в которой они оказались.
Клодия отпила глоток вина. Ей ничего не оставалось, как только кивать. Теперь, после того как она призналась Адаму, что он является отцом ее ребенка, Клодия распрощалась со всякой надеждой на то, что Адам порекомендует компании «Халлем» приобрести «Фартингс-холл». Больше не будет ни визитов, ни предложений.
Но тяжелее всего для Клодии стало его полное равнодушие к собственному ребенку. Вырвав у нее признание, он не проявил никакого желания увидеть свою маленькую дочь снова.
Но ведь она правильно поступила, открыв ему правду? У него возникли сомнения по поводу происхождения Рози, и, если бы Клодия начала все отрицать, он сам занялся бы расследованием и Бог знает, каких наломал бы дров. Он получил свою правду и отмахнулся от нее. Глупо обижаться на то, что он повернулся спиной к Рози, безразличный к ее благополучию, будущему, холодно вычеркнул родное дитя из своей жизни. Глупо потому, что он вовсе не желает возвращения в их с Рози жизнь…
— Значит, вы сейчас пойдете и расскажете отцу последние новости? Теперь, когда дело сдвинулось, откладывать больше нельзя. — Эми допила какао и откинулась на стуле, сложив руки на пухлой груди. — Разумеется, он расстроится, но постарается не слишком волноваться из-за этого — он сейчас намного крепче, чем был недавно. Тяжелее всего на него подействует эта история с долгами…
Как будто сама Клодия этого не знала! Ее особенно пугала необходимость объяснить отцу, почему им приходится продавать дом его предков. Ей предстояло рассказать, что его жена и муж его дочери не только состояли в близких отношениях; они, кроме того, изымали значительные суммы дохода от отеля и ресторана, оставляли неоплаченными огромные счета, по которым теперь можно заплатить только при условии продажи поместья. Это причинит ему боль, а он и так уже достаточно пережил. Продолжать свой бизнес они дальше не в состоянии — управляющий банком не оставил ей никакой надежды. Даже самая щедрая закладная, самое авторитетное поручительство не могли их спасти.
— Я расскажу ему все в понедельник. Мы используем эти выходные наилучшим образом — пусть еще два дня он проведет спокойно. Отдохнет на солнышке, прогноз вполне благоприятный.
В мертвый сезон ресторан по воскресеньям не работал, и Клодия всегда считала для себя непреложным законом сделать этот день по-настоящему семейным днем, когда каждый мог отдохнуть в свое удовольствие. Неважно, какое у нее настроение, — она постарается, чтобы и это воскресенье не отличалось от прочих. Понедельник не заставит себя ждать, и тогда царство Гая Салливана окончательно разлетится вдребезги.
— Правильно. — Эми тяжело поднялась. — Пора идти спать. В воскресенье я спрошу Эдит, как она смотрит на то, чтобы я поселилась у нее. Когда это место продадут, конечно. До тех пор я ни за что не уйду отсюда. — Лицо домоправительницы внезапно сморщилось, и измученное сердце Клодии болезненно сжалось. Каждое воскресенье Эми проводила со своей сестрой Эдит, жившей в расположенном неподалеку селении Сен-Мо. В небольших дозах они еще могли выносить друг друга, но не больше. Эдит слишком любила напоминать сестре о ее незамужнем положении, в то время как у нее самой были и муж, и дети. — Это не затянется надолго, — добавила Эми дрогнувшим голосом. — Только до тех пор, пока я не подыщу себе новое место с проживанием.
— Ох, Эми! — Клодия порывисто обняла пожилую даму, желая хоть как-то утешить ее и гадая, какую бездну несчастий в человеческих силах вынести. Сколько Клодия помнила себя, Эми всегда была рядом, особенно после смерти ее матери. И за все годы преданности, Клодия могла вознаградить ее только своей крепкой привязанностью. А это вряд ли особо полезный подарок человеку, в лицо которому смотрит бездомное, безработное будущее.
— Почему это старый Рон так любит пироги? — любопытствовала Рози, прыгая, как мячик, около локтя Клодии. Сама Рози терпеть не могла пироги всех сортов, предпочитая сосиски и мороженое, а в это воскресенье, как и в любое другое, они отправляли в комнаты над конюшней два — один с почками, другой яблочный.
— Потому что он понимает, что для него полезно, — улыбнулась Клодия сгустку энергии, без устали скакавшему вокруг нее. Шелковистыми, мягкими, почти черными волосами, огромными дымчато-серыми глазами, девочка так напоминала своего настоящего отца, что Клодия не понимала, как это люди, знавшие Адама Уэстона, ни о чем не догадывались. Если бы все сложилось иначе, и Рози росла, опекаемая обоими родителями! Боль сдавила ей сердце. Но судьба распорядилась иначе. В свое время, предложение Тони Фавела выйти за него замуж, казалось ей, если и не самым привлекательным выходом из трудной ситуации, то, по крайней мере, самым приемлемым.
Откуда ей было знать в тот октябрьский день шесть лет назад, когда он нашел ее, беспомощно рыдавшую на ступеньках служебной лестницы, о всей глубине коварства, присущего его натуре, о его тайных побуждениях?
Она хорошо помнила, как он сочувственно спросил ее тогда:
— Клодия? Что с вами стряслось?
Не будь Клодия так сокрушена горем, она могла бы задаться вопросом, почему это отцовский счетовод крадется по служебной лестнице, и сделать определенные выводы.
— Вы не должны расстраиваться, Клодия. Ваш отец выкарабкивается. Раз они перевели его из реанимации в палату, то на следующей неделе выпишут домой. — Он легонько коснулся ее плеча, дружески утешая. — Все обойдется, если только он будет избегать волнений.
При этих словах Клодия зарыдала еще безутешнее. Она сознавала, что ставит беднягу в неловкое положение, но ничего не могла с собой поделать. Когда первый, и едва не ставший роковым, сердечный приступ внезапно поразил ее отца, лечащие его кардиологи серьезно предупредили о нежелательности всякого рода беспокойства и стрессовых ситуаций.
Ну как сумеет она сказать ему о своей беременности? Естественно, он спросит, кто отец будущего ребенка. И что она ответит на это? Хорошо зная его решительный характер и всю силу его любви, Клодия понимала, что Гай Салливан перевернёт землю вверх дном, лишь бы разыскать Адама Уэстона.
Как она скажет ему, что даже под угрозой смерти, не выйдет замуж за Адама Уэстона? Притвориться, что не любила его, что, только повинуясь минутному капризу, завела с ним интрижку? Разве могла она предстать в глазах отца вульгарной дешевкой? Но как открыть ему всю правду? Разве можно объяснить, что для нее немыслимо связать свою жизнь с мужчиной, который намеренно влюбил ее в себя, пообещал жениться, сделал ее своей любовницей — возможно, именно затем, чтобы она забеременела и окончательно попалась в ловушку, — и все только потому, что ее отец владеет завидной собственностью. Более того, с мужчиной, который за спиной этого отца украдкой пробрался в спальню к его жене, чтобы обольстить ее.
— Послушайте! — Тони прокашлялся. — Вы навещали отца сегодня утром. Разве ему стало хуже? Вы потому так расстроены? Если можно чем-то помочь, вы только скажите, Клодия, дорогая…