- Ладно, спасибо, что хоть выслушали,- сказал я на прощание.
Я с трудом сдерживал бушевавшую во мне ярость и ничего вокруг не замечал, когда у лестницы неожиданно столкнулся с Эдди Боссом.
- Ты! - ткнул он мне в грудь своим толстым, как сосиска, пальцем. - Ты не лучше верхних гадов. Дал нам отдельные комнаты, добрый, да?! А почему не летим?! Почему на месте?!
- Эдди,. послушай...
- Куда ты нас полетишь, верхний командир? Сунешь нас домой, да? Назад в Нью-Йорк? - с обидой говорил беспризорник. - Ты позволил им запихнуть нас в этот корабль, чтоб мы подохли, вот! - Он яростно толкнул меня к стене, схватил за руку и завел ее за спину так, что я скорчился от боли. - Учить читать, как же! Будешь учить ссыльных на дохлом корабле! Нет жратвы, ничего нет!
- Эдди, разве я бросил вас? Я тоже здесь! - Я вертел шеей во все стороны, чтобы смотреть ему в глаза.
- Твой матрос бил Деке сильно, очень сильно! - все больше распалялся Эдди. - Я нашел Деке на полу, он лежал как труп, все зубы выбиты! Мы не будем терпеть! Сломаем корабль, убьем тебя!
Я как-то изловчился и стукнул его свободной рукой в грудь и заорал на жаргоне Нижнего Нью-Йорка:
- Трус! Ты не босс, ты сраный трус! Пудрил мне мозги, что не трус! Всегда пудрил! Нет помощи, трепло, одна болтовня от тебя!
Пораженный, Эдди отпустил мою руку и застыл в изумлении.
- Чего хочешь, командир? - спросил он уже тише. - Зачем говоришь как ссыльный? Ты не ссыльный, командир. Говори как командир, тогда буду слушать.
- Эдди, "Дерзкий" попал в беду. У нас мало еды, мы не можем лететь, не хватает матросов. Я просил о помощи пассажиров, но они не хотят идти на военную службу. Не знаю, что делать. Если и дальше так пойдет, мы все умрем. Может, вы мне поможете? Ты и твои товарищи? Я дам вам самые лучшие каюты, буду защищать от матросов. Мне очень жаль, что Деке избили. Но не я виноват в том, что с нами случилась беда.
Эдди упрямо замотал головой:
- Я убивать того матроса, я найду его. Деке мне друг. Никто не будет бить моих друзей.
- Погоди убивать его, Эдди, у меня и так не хватает матросов. Пожалуйста, не делай этого. Ради меня.
- Ладно, не буду, но ты звать меня трус, сраный трус. А Эдди не трус.
- Прости, погорячился. Ты ведь собрался меня побить и не желал слушать. Вот я и заговорил, как все вы!
Эдди пристально смотрел на меня: можно ли мне верить? И решил наконец, что можно.
- Хорошо,- согласился он,- Эдди не будет тебе делать проблем. У тебя их много и без меня. Только не называй меня трусом! Никогда!
- Конечно, Эдди.
В знак примирения я протянул ему руку, но он не пожал ее.
- Не,- покачал он головой,- ты мне не друг. Ты позволил главному командиру запихнуть нас сюда. Убери свою поганую руку. - Он отвернулся и гордо зашагал прочь.
Я вернулся на мостик очень расстроенный. Пассажиры отказали мне в помощи. Я стал ждать Филипа, который пошел устраиваться в гардемаринскую каюту, и вдруг вспомнил, что даже не заглянул в собственную сумку. Она так и валялась в углу, там, где я ее бросил, придя впервые на мостик. Вконец вымотанный, я взял сумку, вышел с мостика и поплелся по коридору. Проходя мимо лейтенантской каюты с кнутом и скамьей для порки, я постарался прогнать воспоминания о своем идиотском поступке. Миновал еще две каюты и очутился перед командирской. Она оказалась огромной, больше, чем на "Гибернии" и на "Порции", и совершенно пустой, если не считать письменного стола, нескольких кресел и стульев.
О командире Хэсселбраде здесь уже ничто не напоминало. Я распаковал сумку, повесил над койкой фотографию Аманды и сел.
Я не спал двое суток. Можно было наконец отдохнуть.
Проснувшись, я не сразу понял, где нахожусь. Взглянул на часы. Черт возьми! Уже почти полдень. Проклиная все на свете, я вскочил как ужаленный. Так долго спать - непозволительная роскошь! Бросился в ванную, сунул под холодную струю голову, так и не нашел полотенца и вытерся рукавом. Перед входом на мостик нетерпеливо прохаживался Филип. Видимо, заждался меня.
- Извини. Долго ждешь?
- Около часа, сэр. Не решался постучаться к вам. Таков корабельный обычай - никто не вправе беспокоить командира без особых на то причин. Но и в этом случае его вызывают либо по телефону, либо по рации. Филип, видимо, решил, что я занят какими-то неотложными делами.
- Можешь стучаться ко мне в любое время, гард,- как бы между прочим по-дружески заметил я. - А хочешь - звони. Как тебе удобнее. Мы ведь с тобой единственные офицеры на корабле. Ты да я, да мы с тобой.
- Хорошо, сэр. Спасибо,- поблагодарил Филип, хотя я сильно сомневался, что он когда-нибудь решится постучать ко мне в каюту. Не так-то легко преодолеть долголетние привычки. Чтобы гардемарин заявился в командирскую каюту! В обычной ситуации такое просто невозможно представить!
- Матросы с камбуза доложили,- сообщил Филип, когда мы вошли на мостик,- что ужин будет готов к семи часам. Они что-то наскребли в буфете.
- Отлично!
Я стал просматривать свои записи на экране. Итак, необходимо разобраться с инженером, с постом связи, с гидропоникой. С чего начать? Я щелкнул тумблером внутренней связи.
- Мистер Друкер, доложите в центр управления,- приказал я в микрофон.
- Матрос Друкер докладывает, сэр,- прозвучал ответ, но не из зала гидропоники, а из каюты. Голос показался мне то ли слабым, то ли дрожащим.
- Сколько часов вы провели на вахте?
- Э... три... нет, четыре, сэр. Мистер Таер приказал мне отдежурить ночью и идти спать!
Пока я отлеживался и приводил в порядок свои нервишки, Филип исполнял мои обязанности!
- Хорошо. Извини, что разбудил. Спи дальше.
- Есть, сэр.
- Филип,- повернулся я к гардемарину. - Сходи посмотри, не спит ли мистер Цы. Если он отдежурил ночь, я не стану его будить.
- Он все еще на посту связи, сэр,- с виноватым видом ответил Филип. Я приказал ему отдежурить две смены, чтобы пост не оставался без присмотра.
- Не много ли на себя берете? - упрекнул я Филипа и снова почувствовал себя неблагодарной свиньей. Опять все свалил с больной головы на здоровую. Я соединился с постом связи. - Мистер Цы!
Молчание. Видимо, Цы дремал.
- Матрос Цы докладывает,- донесся наконец из динамика его голос.
- Идите спать. И не забудьте запереть дверь,- приказал я.