- Алекс и Дерек рассказывали мне, сэр.
- После смерти лейтенанта Мальстрема я долго изучал уставы, стараясь найти выход из сложившейся ситуации. Ведь командиром должен был стать Вакс Хольцер. Он знал это.
- Нет, не знал,- улыбнулся Филип. - Он сам мне об этом рассказывал.
- Я и в самом деле хорошо разбираюсь в уставах. Так вот, неважно, имеет командир капитанское звание или нет, главное - вступить в командирскую должность, как это произошло с тобой во время моей болезни. И в одном, и в другом случае командир имеет одни и те же полномочия, то есть является полновластным хозяином корабля. Таким образом, ты имел полное право поступать с мятежниками по своему усмотрению. Я знал это, но был ослеплен завистью.
- Завистью? - изумился Филип.
- Конечно! Боже мой! Посмотри на себя в зеркало! Ты молод, красив, уверен в себе, знаешь и умеешь все, что входит в круг твоих обязанностей. Чего обо мне, к сожалению, не скажешь.
- Как? Вы не уверены в себе? - удивился он еще больше. - Но тогда на "Гибернии" вы потрясли меня своей решимостью; вы всегда добивались своего. - Он тряхнул головой. - А уж о компетентности и говорить нечего. Сколько раз вы спасали "Гибернию"! А "Дерзкий"?!
- Разумеется, я знаю свои обязанности, но не всегда хорошо с ними справляюсь. А у тебя все получается классно!
- Спасибо, сэр. Возможно, когда-нибудь и я дорасту до командира. - Он смахнул рукавом слезу. - Извините, что потревожил вас, но мне очень нужно было извиниться. - Он смущенно улыбнулся.
- Не надо извиняться, Филип. Я был к тебе несправедлив.
- Ну что вы, сэр! - выпалил он. - Вы всегда были вежливым.
- Иногда вежливость хуже грубости. Я рад, что тебе не безразлично мое к тебе отношение. Не сомневайся, я уважаю тебя. И постараюсь впредь сдерживать свои эмоции. Теперь у нас с тобой будет все в порядке.
- Хотелось бы надеяться. - Поколебавшись, он на всякий случай принял стойку "смирно".
Словно не замечая его неловкости, я протянул ему руку, и он крепко пожал ее.
Теперь, после примирения с Филипом, мне уже не было так тоскливо на мостике во время дежурств, и я стал работать с еще большим энтузиазмом. Как ни удивительно, "Дерзкий" постепенно превращался в настоящий военный корабль с соответствующими порядками и экипажем. Филип изо всех сил старался, обучая беспризорников военному делу. Никакие увещевания на них не действовали. Выросшие в криминальной среде, они открыто подсмеивались над его попытками вразумить их. А суровые наказания, к которым приходилось прибегать, неизменно вызывали враждебность.
Тут нужен был особый подход, но какой? Я и раньше не выказывал им ни малейшего пренебрежения, видимо, так же следовало поступать и теперь, когда они стали матросами. Но как бы то ни было, вряд ли эти дикари когда-нибудь научатся обращаться со сложными устройствами на посту связи и в отделении регенерации. Ведь многие из них даже не умеют читать. Как же доверять им лазерное оружие? Сами они понятия не имеют о лазере.
Заботы наслаивались одна на другую, и я никак не мог сосредоточиться. Из четвертой секции то и дело поступали тревожные сообщения. Однажды позвонил Сайкес - мятежники могли связаться только с мостиком - и сказал:
- Мистер Клингер тяжело ранен! Ему нужна помощь! Он умирает!
- Что случилось, мистер Сайкес? - спросил я.
- Клингер и Анди подрались. Анди сломал стул и обломком, как дубиной... Клингер без сознания, я ничего не могу сделать.
Что же предпринять? Отправить Клингера в лазарет - но тогда надо поставить возле него охрану, а у меня и без того мало людей. Что делать с Андросом? Посадить в карцер? Но я поклялся им никого не сажать в карцер!
Пока я размышлял, Сайкес причитал:
- Пожалуйста, не оставляйте меня один на один с Андросом, командир! Он меня замучит!
- Хватит ныть! Вы все это заслужили! Ладно, пришлю за Клингером людей. Только чтобы без глупостей! Будете дергаться - огонь откроют без предупреждения!
Я вызвал Уолтера Дакко. Фактически он теперь был главным старшиной корабельной полиции, и я решил присвоить ему это звание официально. Не знаю почему, но он никак на это не среагировал. Не исключено, что наши чины и звания он просто не принимал всерьез.
Клингера доставили в лазарет, где им занялись Уолтер Дакко и Елена Бартель. Вскоре Филип передал мне просьбу Эдди Босса разрешить ему явиться на мостик для разговора со мной. Видимо, урок пошел ему на пользу, и он не решился идти на мостик, не согласовав это со своим непосредственным начальником.
- Ладно, поговорю. Пусть приходит. Войдя на мостик, Эдди встал по стойке "смирно", хотя и не идеально, но вполне терпимо.
- Слушаю вас, мистер Босс.
- Командир, я думал о ссыльных. Тех, что служат. Эдди долго молчал, потом наконец снова заговорил:
- Думал о том, чему вы меня учили. Вы и главный пацан.
- Ты должен называть гардемарина мистером Таером.
- Ладно, мистер Таер. Он плохо учит ссыльных. Они не слушаются, а он психует.
- Вы не должны жаловаться на старшего офицера, мистер Босс.
- Я не жалуюсь. Просто говорю. Хочу помочь.
- Как?
Переминаясь с ноги на ногу, Эдди мучительно искал нужные слова.
- Знаю, что я тупой, командир, с трудом учился читать, плохо соображаю. Но я стараюсь. Если вы или пацан... мистер Таер, если он покажет мне, как надо учить, я научу ссыльных. Они слушаются своего Эдди, не смеются, как с пацаном.
Я задумался, барабаня пальцами по столу. Предложение Эдди не было лишено смысла. Ведь для беспризорников он - авторитет.
- Хорошо, мистер Босс... - И тут в голову мне пришла идея. Трудно сказать, что из этого получится, но появилась возможность решить еще одну проблему. Я соединился с Филипом. - Мистер Таер, на мостик. Вместе с мистером Аттани. - Я поколебался. - И мистером Дакко-младшим.
Вскоре все трое предстали передо мной. Крис Дакко держался в рамках, хотя лицо его выражало безграничное презрение. С самым суровым видом я обратился к Филипу:
- Мистер Таер, сколько значится беспризорников в графике дежурств по отделению регенерации?
Гардемарин вытаращил глаза - вчера мы с ним уже обсуждали этот вопрос,- однако ответил по форме:
- Ни одного, сэр.
- А на посту связи? - еще более грозно спросил я.