Признание Эдварда заставило Джона мгновенно протрезветь. Испытав сильнейшую боль от предательства, он замахнулся и ударил своего сына. Эдвард ударил его в ответ. Джон чуть не упал, но успел опереться на стол. Голос ослаб, но речь по-прежнему была внятной.
— Ты мне больше не сын. Ты и твой брат. Убирайся отсюда, — на удивление спокойно сказал Джон.
— Я ненавижу тебя, ненавижу чистоту и добродетели. Ненавижу совершенных, хочу, чтобы они все сдохли, — сказал Эдвард и вышел из кабинета отца. Ненависть дошла до кипения. Он ненавидел своего отца — алчного грубого эгоиста, обделившего его и Дэнни любовью и вниманием. Эдвард, думая о детстве, не мог вспомнить ничего хорошего о Джоне. Когда маленькому Эдди снился кошмар и, испуганный, он прибегал в родительскую спальню, отец, оскалившись, как дикое животное, гнал его прочь и продолжал пересчитывать, целовать и судорожно нюхать свои деньги. Вспомнив это и Киллиана, который скорей бы перерезал себе горло, чем выгнал бы маленького Эдди из комнаты, сказал самому себе:
— Киллиан — вот мой отец.
В кармане зазвонил мобильник. Дэнни.
— Мы узнали её имя. Зовут Эффи Андерсон. Живёт в элитном районе.
— Возьми парней и отправляйтесь к ней. Я пока занят. Тащите её в наш отель.
— Как там отец?
— Отлично. Слышал меня?
— Слышал. Уже едем.
Джон сидел в своём кабинете, ерошил себе волосы и бессмысленно смотрел в папку с документами. Личные дела всех пятидесяти шести смертельно больных человек были в этой чёрной кожаной папке. Гринн продлила им жизнь. Джон достал бутылку и залпом осушил её. Он вспоминал время, когда не было войны, не было «Красной смерти». Он попытался представить жену. Она ясно, как будто вживую, появилась у него перед глазами.
— Джон, ты всё сделал правильно. Ты изменил мир в лучшую сторону.
— Это всё Айрис. Она всё придумала.
— Без тебя она бы не справилась. Все считают тебя героем, — её голос был наполнен нежностью и заботой и словно плыл в воздухе, такой мелодичный, такой родной. Аделин начала медленно исчезать. Сквозь неё уже было видно очертание потёртой спинки кресла.
— Мне снятся мертвецы. Ноланы, Левиты, Рейчел. Все, кто умер в Доме Правосудия в тот день. Мне заплатили пятьсот единиц за эту работу. А сколько я заработал с ними? Я притворялся конченым дураком, а они всё равно со мной возились. Они были моими друзьями.
— Ты должен был это сделать. Это ведь твоя работа.
— Пожалуйста, не уходи. Я простил тебя. Давно простил. Прости, что не сказал тебе об этом раньше, — умолял Джон, и слёзы потекли по его щекам.
— Я всегда рядом, любимый. Позаботься о наших детях, — сказала Аделин и растворилась.
— Мне не нужны дети, мне нужна ты, — крикнул ей вслед Джон.
Иногда он, напившись, начинал бродить по Острову, по кабинетам, лабораториям и искать жену, но находил лишь в своём воображении. В дверь постучали. Айрис вошла в кабинет и села на то место, где только что сидела воображаемая Аделин. Джон подумал, как же они похожи друг на друга внешне, и в то же время такие разные в плане характера.
— Фу, ну и вонь же тут! Джон, когда же ты перестанешь рыдать в своём кабинете как баба? Твой сын не в себе. Я слышала весь разговор. От него нужно избавляться. Ты видел, что он сделал с бедным парнем? Эдвард знал про первое задание Лео и устроил ему ловушку, а затем запрограммировал водителя, чтобы тот высадил его не в том месте. Ты вырастил настоящего монстра. Точнее, двух. Я помню, когда Дэнни ещё в школе хотел плеснуть девочке серной кислотой прямо в лицо, но попал на шею. А потом сказал, что так ему приказал старший брат.
— Я слышу голос Аделин в голове, с которым я иногда разговариваю. Весь день. Очень часто. Не могу, если не поговорю с ним.
— Ты достиг своего предела и, судя по всему, сошёл с ума, — сказала Айрис.
— Я отстранил его.
— Этого мало. Когда уже ты начнёшь думать? Даже не представляю, что он может ещё натворить.
— И что мне делать? Убить их? Это же мои дети!
— Может быть, так и сделаем. Мы есть порядок в этом мире.
— Я даже не хочу об этом говорить.
— Это мне говорит человек, который плачет по ночам от того, что не может справиться с детьми. Ты и не разговаривай, ты слушай. Тут тебе не демократия, а диктатура. Не забывай о том, где бы ты сейчас был, если бы не я, — Айрис повысила голос, и Джон виновато опустил глаза вниз.