Вдали раздавался шум и мерные спокойные голоса. Девушка будто утратила память на несколько минут. Благословенных минут. Взору открылся яркий теплый свет. Потом белое ровное полотно. Тело было полностью расслаблено, в голове гудело. Зрение было необычно четким. Обоняния достиг запах хлорки, примешанный с другим, более приятным. Словно варенье или цветочный чай. Было тепло. Ноги благодарно согревала теплая ткань. До самого подбородка Надю укутывало белое одеяло. Она моргнула. И тут начали возвращаться воспоминания. По чуть-чуть. Лучше бы этого никогда не происходило. Больная мать, загубленная внешность, отец далеко, ему тоже грозит опасность.
Надя попробовала пошевелиться. Руки были тяжелыми, ноги вовсе не слушались. Постепенно стала возвращаться реальность. Боль травмированной в аварии ноги, руки ломило от тяжелой физической работы. А белое полотно превратилось в больничный белый потолок с множеством трещинок. От больничного постельного белья исходил запах дезинсекции. По коридору то и дело сновали медсестры. Из палат слышались голоса. Надя откинула одеяло и поняла, что лежит на каталке, в уголке длинного темного коридора. Свет лампы бил в глаза, больше ничего рассмотреть было невозможно.
- Далеко собралась? - задала вопрос полная медсестра в узеньких очках с красной оправой. Она подошла к Наде, легонько ее толкнула обратно на кровать и прикоснулась к запястью, чтобы сосчитать пульс. - Да, досталась тебе, девочка. Палат свободных нет. Так что полежишь пока в коридоре.
- Некогда мне лежать. - сказала Надя и даже не узнала собственный голос. - У меня мама болеет.
- Лежи, лежи. С воспалением легких тебя отсюда никто не выпустит. - пробурчала медсестра. Она записала что-то у себя в блокноте. Сунула градусник под подмышку больной и пошла дальше по своим делам.
У Нади не было сил спорить. Она только хотела позвонить Эмме и сообщить, что все хорошо и узнать, как та себя чувствует. Ее нельзя надолго оставлять одну. Частичная парализация от жуткой боли не дает ей нормально двигаться.
Позвонить удалось только на следующий день. Голос Эммы был тихим. Она уверяла дочь, что все в порядке. Но Надя знала, что это не так. Скоро придет время платить за квартиру, а денег нет. На работе ей ничего, скорее всего, не заплатят за все эти два дня. Из больницы ее пока выписывать не собирались. Трижды в день ей кололи сильнейший антибиотик. Надя ходила на прогревания, сдала ряд анализов, прошла рентген. Оказалось, что у нее двухстороннее воспаление. Тянуть с лечением больше некуда. Организм ослаблен настолько, что не может больше бороться с болезнью. Поговорив с матерью, Надя положила трубку стационарного телефона в холле больницы, уселась на кресло и разрыдалась от бессилия.
Крепкий сон и теплая пища пошли на пользу. Уже в воскресенье утром Надя решила, что будет бороться. Нужно придумать что-то новое. Сначала попытаться выписаться раньше, затем искать новую квартиру. Залезть в долги еще больше, найти еще три работы, но оплатить лечение матери.
Вечером Надя прогуливалась по коридору больницы. Редкие пациенты выбирались из своих палат, чтобы бесцельно побродить здесь. У Нади выбора не было. Она по-прежнему спала на каталке в коридоре. Февраль выдался холодным. Людей с бронхитом и пневмонией было огромное количество. Прибывали все новые и новые пациенты. Палаты инфекционного отделения были забиты.
- Эй! Эй, Надя! - послышался голос позади.
Надя обернулась. Она увидела лысого молодого человека. Он был высокий и очень худой. Его лицо почему-то никак не вспоминалось. Надя посторонилась. Она даже подумала, что бедолага обознался. Но парень подбежал близко и заглянул ей в глаза.
- Извините. Я Вас не знаю. - сказала Надя. Еще год назад она бы мило улыбнулась и побеседовала с молодым человеком, а теперь на ее лице была написана лишь настороженность, а тело было сжато недоверчивостью.
- Надя, хорош прикалываться. Неужели я настолько изменился? - захохотал парень. Его голос был изменен долгой болезнью. Раньше он носил темные очки, блинные вьющиеся светлые волосы, дизайнерскую одежду. А теперь бегал по обшарпанному коридору больницы в полосатой серой пижаме. - Да, тебя мать, я смотрю, жизнь тоже потрепала.
- Прохор? - Надя прищурилась. Она застыла от удивления.
Несмотря на то, что этот человек причинил ей боль, обидел и фактически предал, в сердце зародилась радость от встречи с ним. Приятно было увидеть кого-то знакомого здесь, в этих мрачных стенах. Он явился из прошлого, словно вестник, что она была – та прошла жизнь, хорошая, счастливая жизнь.