Было темно. В воздухе пахло свежей выпечкой. В соседнем магазине открылся хлебный отдел. Они пекли хлеб прямо там, в небольшой печи. Магазинчик работал круглосуточно. Надя пешком дошла до своего дома. Путь был не близкий. Натруженные ноги и руки гудели. Но это была приятная усталость.
Эмма все это время то лежала в больнице, то находилась дома. Ей с каждым днем становилось все хуже. Она больше не была той женщиной, что танцевала на восемнадцатилетии собственной дочери, в красивом шелковом платье. Теперь она представляла из себя живой труп. Жуткие боли сводили с ума. Это нужно было пережить. И Надя даже стала смиряться с мыслью об утрате. Квартиру до сих пор продать не удалось. Риелтор выявил ряд нарушений в документации. Пока все не утрясется никакой речи о продаже и быть не может. Часть денег уже удалось скопить. Надя по-прежнему работала дворником в собственном дворе. Утром она мела улицы и убирала мусор, вечерами танцевала в клубе. Но всех ее стараний все равно мало. Денег не достаточно, и Эмма постепенно умирала. Оставалось надеяться на лучшее. И Надя старалась не терять веру в хорошее. Она жила тяжело, но спокойно. У нее появилась поддержка. Мама все еще боролась за жизнь. Разве, что разум подводил больную женщину. Она все чаще впадала в беспамятство и обвиняла дочь во всех грехах. Надя смирилась и терпела. Даже не терпела, а скорее научилась воспринимать, как должное, не обращать внимания. Некогда открытая душа ожесточилась. Казалось, ничто не может ее тронуть теперь.
Долгожданный сон и тишина встречали Надю в пустой квартире. Пришлось распродать почти всю технику и мебель, чтобы расплатиться с долгами по коммуналке. Это приличный район и их могут выселить за неуплату. А квартира, точнее ее продажа – единственный шанс Эммы на жизнь. Надя пыталась дозвониться Аркадию. Одно время она всерьез думала к нему обратиться, несмотря на протесты и строгий запрет матери. Но тот укатил за границу. Наде так и не удалось узнать, когда он вернется и как с ним связаться.
Дела шли неважно. Но как не странно апатия, поселившаяся в сердце, спасала. Мозг просто отказывался больше переживать. Надя жила одним днем. Никакого прошлого, никакого будущего. Только сегодня и сейчас. Проснулась, на работу, потом к матери в больницу, потом снова на работу, домой и сон.
Сны снились разные. Бывали и хорошие. Когда просыпаешься после них почему-то всегда грустно. Все чаще стал сниться подарок. Надя просыпалась от ощущения, что по ее коже ползают черви. Она буквально чувствовала аромат увядшей розы.
На следующий день состоялся дебют новой танцовщицы. Она была бывшей воздушной акробаткой и показала такой класс, что даже бывалые работницы клуба «Париж» ей аплодировали. Надя и Лала стояли и смотрели номер из-за кулис. Их от публики отгораживала плотная стена тяжелой блестящей материи.
Надя должна была выступать следующей. Лала уже выступила.
- Мне надо спешить. Не могу досмотреть выступление. Расскажешь мне послезавтра чем все закончилось. - сказала Лала, натягивая куртку. - Она толком не сняла грим. А торопилась она к своей знаменитой бабушке, которая умудрилась попасть в больницу с высоким давлением. Хоть сама старушка уверяла, что время ее еще не пришло и волноваться не о чем. Ясновидцы ведь знают дату своей смерти. - Я проверила, среди публики твоего маньяка не наблюдается.
- Он не маньяк. Просто у него не все дома. - ответила Надя. Она смотрела на новенькую, как та двигалась и какие трюки исполняла. Это было завораживающе. - Иди. Хорошо, что тебе завтра дали отгул. А я вот пашу. Новый номер готовлю.
- Горячая пора. - подтвердила Лала. Она все пыталась пригладить непослушные волосы.
Надя с теплотой посмотрела на подругу и легким движением убрала с ее щеки наклеенную звездочку. Это была часть образа.
- Пока, дорогая. - Лала чмокнула подружку в щеку и умчалась.