Надя все это время находилась в больнице. Она очнулась в отдельной палате. Огромный букет темно-синих цветов красовался на тумбочке у кровати. Это была частная клиника. Персонал был обходительным и вежливым. Но на вопросы девушки никто не отвечал.
Боль уже не была такой острой. Острее был вопрос, что же произошло. Руки Нади были плотно забинтованы. Она постоянно смотрела на них, и только могла гадать, что с ними стало. Один глаз так же закрывала повязка. Медсестры отказывались принести ей зеркало или телефон. Прошел не один день, пока Надя смогла окрепнуть и потребовала сделать звонок матери.
Тогда в палату пришел Аркадий.
Мужчина вернулся из командировки, из другой страны, когда ему сообщили, что жена его друга скончалась в больнице от рака. Он пытался разыскать Надю, и выяснилось, что она в тяжелом состоянии после нападения какого-то маньяка, что облил ее кислотой. Пришлось самому разбираться во всем. Эмму похоронили на кладбище со всеми почестями. На поминки никто не пришел. Даже подруги и бывшие коллеги по сцене. Было одиноко и грустно. Аркадий был в тайне рад, что Надя не увидит этого. Пусть продолжает думать о матери хорошо, и что память о ней живет в сердцах многих.
Надю перевели в частную клинику. Аркадий оплатил ее пребывание там на несколько месяцев вперед. Больше всего пострадали руки. Придется провести не одну операцию. Но они не станут прежними. Левая часть лица тоже обожжена. Глаз удастся спасти. Так же потребуется операция. Мужчина был готов на все, чтобы восстановить былую красоту девушки. Он так долго мечтал заполучить ее, и теперь она полностью в его власти. Ни Игорь, ни Эмма больше не стоят на пути. А жизнь так раздавила бедняжку, что та уже вряд ли оправится.
Тяжелый сон одолевал ее. Надя лежала в кровати, прикрытая теплым одеялом. Окно было чуть приоткрыто, чувствовался теплый весенний ветерок, что волнами раскачивал белые занавески. Девушка мечтала лишь о том, чтобы услышать голос матери. Она запрещала себе думать о том, что случилось в клубе. Она больше туда не вернется. Никогда.
- Наденька. - послышался мужской голос.
Надя почувствовала прикосновение руки к своей здоровой щеке. Она медленно открыла глаза, преодолевая сонливость, и увидела вытянутое бледное лицо Аркадия.
- Это Вы. - прошептала она.
- Спи. Тебе нужно отдыхать и восстанавливаться. Ты многое пережила. - сказал он тихо. А глаза все по-прежнему были удивительно холодными.
- Мне надо увидеть маму. Прошу. Пожалуйста. - Надя не могла вытереть слезу, катившуюся по щеке. Ее руки были перебинтованы и плохо слушались.
- Боюсь это невозможно, Надя. – ответил также ровно и отстранено Аркадий. - Ее больше нет. Она умерла, Наденька.
- Нет. - Надя потеряла связь с реальностью. Она погрузилась в беспамятство и не хотела больше оттуда выбираться. Никогда.
Весь месяц Надя поправлялась на больничной койке. Она не разговаривала. Ни с кем. Только изредка отвечала на расспросы Аркадия, когда тот заглядывал к ней палату. Хорошо, что это было не часто. Надя была ему безмерно благодарна. За все. За лечение, особенно за то, что тот устроил похороны Эммы. Но этот человек был всегда таким безразличным, а его пристальный взгляд пугал.
Каждый день на тумбочке у кровати Нади появлялся новый букет. Свежие прекрасные цветы. Всегда разные, в ярких обертках. Он заказывал их для нее. Однажды привезли несколько пакетов с одеждой. Она не совсем подходила Наде. Но была дорогой. И выбора не было. Наде было все равно, как она выглядела. Зеркала в палате по-прежнему не было.
Руки выглядели ужасно. Когда приходило время менять повязку, Надя зажмуривала глаза, чтобы не видеть. Ей провели первую операции. И дело это не улучшило. Левый глаз начал видеть. Но не так остро, как раньше.
Все вечера девушка проводила сидя у окна. Она думала, думала, думала. Картины насилия проносились перед ней. Казалось, стоит закрыть глаза, и ты снова окажешься в той комнате. Свет мерцает то красным, то синим. И руки держат твое тело. И смех. Чертов смех.
Надя плохо спала. Ей уже каждую ночь во сне являлась так коробка. От свежей благоухающей розовой розы не осталось и следа. Лепестки изъедены червями, шипы высохли и осыпались, стебель стал коричневым от слизи и яда мерзких существ.