Выбрать главу

Дальше так жить было невыносимо. Хотелось исчезнуть. Эммы нет. Отец далеко и ему не помочь. А больше никого не осталось. Наде так захотелось поговорить с Игорем. Но она знала, что это невозможно. Не хватит ей духу рассказать, что стало с ее некогда блистательной и удачной жизнью. Она сама во всем виновата? Надя все чаще задавала себе этот вопрос. Неужели сама виновата? А вдруг кто-то другой все это сделала? Будто пустил ее жизнь под откос в одно мгновение. Просто так ему захотелось. Ведь все началось после того праздника. После того подарка. И тот стих, что она прочитала вслух, при всех. Надя не помнила ни сточки.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Неужели это проклятье? Наде вдруг так захотелось позвонить Лале. Но нет. Она не станет этого делать. Любое напоминание о том клубе ранит. Не время. Не стоит. Подруга наверняка волнуется. Но что поделать? Надя твердо решила, что не будет думать о будущем. Это для нее закрыто навсегда. Предсказание Лалы сбывалось понемногу. И если все это правда, то дальше море страданий захлестнет ее с головой.

 

Просьбы принести зеркало увенчались успехом. Аркадий решил присутствовать. Он подарил Наде новый телефон. Она поблагодарила, но не могла отделаться от мысли, что все это лишь дорогие подарки, которые делаются с определенной целью. И как за них придется расплатиться пока не ясно.

- Вот держи. - медсестра в фирменном розовом халатике подала большое зеркало с широкой ручкой. Надя сидела на кровати. Она сделала глубокий вдох перед тем, как взглянуть на отражение.

Бинты уже сняли. И с рук и с лица.

В это мгновение у нее вся жизнь пролетела перед глазами. Более жалкого зрелища ей еще не приходилось видеть. Самым большим шагом было осознать то, что это ты. Теперь это твое лицо и ты останешься такой навсегда. Неровные линии белые, набухшие на красной неровной коже, покрывали левую часть лица. Веко было изуродовано и плохо закрывалось. Не было одной брови и ресниц на больном глазу. Кожа напоминала отваренное в кипятке мясо. Гладкое, блестящее. А эти жуткие шрамы змеились по лицу, будто червяки из той розовой коробки. Надя закричала от ужаса. Она не могла поверить, что это она. Это она! Зеркало полетело в другой конец комнаты и разбилось с треском. Медсестра тут же побежала за успокоительным. Аркадий схватил Надю и прижал к себе, укачивая ее, успокаивая. Прикосновение мужчины было противно. Надя попыталась высвободиться. Но тут же осознала, что не хочет остаться одна. Нет! Пусть кто угодно, но будет рядом сейчас. Он обнимал ее и гладил по спине. Говорил что-то. А Надя все кричала и не могла остановиться. Душевная боль затмила все, что было раньше. Она желала вырваться наружу и не могла.

 

Уже в середине июня Надя смогла выйти из больницы. Врачи провели несколько операций. Предстояло еще две. Былой красоты не вернуть. Но девушка смогла найти в себе силы смириться. Красота ей больше не нужна. Ей уже больше ничего не нужно. Внутри все замерзло, застыло. В тот момент, когда она шла по мощеной дорожке кладбища для богатых и знаменитых, ей казалось, ничто не прервет этой тихой скорби в душе, что пришла на смену разъедающей боли.

Могила Эммы была скромной. В ограде отведено место еще для одного человека. Надя не знала для кого именно. Может для ее отца, может для нее самой. Было бы легче все прекратить. Но такие мысли приходили все чаще и оставались лишь мыслями. Надя знала, она не сможет ничего сделать. Ее душа уже умерла внутри. А срок тела еще не пришел. Может на операционном столе в процессе одной из предстоящих операций, она найдет-таки покой. Но не сегодня.

Три белы розы Надя положила на могилу матери. На высоком кресте висела фотография. С нее смотрела красивая женщина с короткими белыми волосами, уложенными в модную прическу, белая блузка оттеняла яркие голубые глаза. Надя была так не похожа на мать. Практически ничем. Вся в отца. Те же темные волосы и глаза. Эмма столько перенесла боли перед своей смертью, что и не высказать.

- Прости меня, мама. - прошептала Надя, присев на корточки у могилы самого дорогого человека на свете. Она опустила изувеченные ладони в землю. Ей было все равно на трещины и шрамы, на инфекцию. Все равно. Она хотела с ней попрощаться. - Прости… Ничего… Я ничего не сделала. Не смогла тебя спасти. И не попрощалась с тобой. Мама...