- О чем хочешь поговорить? - Аркадий сел рядом с Надей и испытующе посмотрел ей в глаза.
Надя думала, что это будет проще сделать. Но он все молчал и смотрел. Следил за ее реакцией и, кажется, даже наслаждался растерянностью.
- Это тяжелый разговор. Но я решила... - начала Надя, так и не досказала мысль.
- Хочешь переехать? Страховая еще не выплатила деньги. И документы твои на стадии восстановления. Это непростой процесс. Я думаю, тебе лучше остаться здесь. Я позабочусь о тебе.
Аркадий положил свою тощую холодную ладонь на сцепленные руки Нади. У нее по коже пробежал холодок. Не хотелось позволять ему до себя дотрагиваться. Но и оттолкнуть простой жест вежливости от человека, который так много сделал, нельзя.
- Или ты про ту старуху? Думаешь, я не знаю, что ты, несмотря на мой запрет, встречалась с ней снова? - Аркадий убрал свою руку и встал с дивана. Он прошелся по комнате. Расшторил занавески. Заложил руки в карманы и вновь посмотрел на Надю.
- Вообще-то именно она сказала мне поговорить с Вами. - Надя виновато опустила голову. Она не должна была стыдиться непослушания, она вольный взрослый человек, может встречаться с тем, с кем захочет. Но Аркадию удавалось давить на нее, даже не используя лишних слов упрека. Просто взгляд, манера говорить и неоспоримый козырь в рукаве. - Она считает, что меня прокляли.
- Это просто смешно! - Аркадий улыбнулся. Но улыбка быстро сошла с его бледных тонких губ. Лицо разгладилось. Он облокотился о стол и продолжал изучающе смотреть на Надю. - Вот поэтому, я и хочу оградить тебя от ее пагубного влияния. Понимаешь, Наденька? И та цыганка. Девушка мягко сказать легкого поведения. Тебе стоит прислушаться ко мне. К человеку, который столько для тебя сделал.
- Да. Вы правы. Но она утверждает, что человек, который... пожелал мне зла, это кто-то из моих кровных родственников. - Надя проглотила ком в горле и старалась продолжать ровным голосом. - Я сразу же ей сказала, что ни моя мама, ни мой папа, не могли такого сделать мне. Они любили меня. Это невозможно. Но потом... Я просто хотела бы узнать, почему мама так Вас ненавидела. Отказ от Вашей помощи стоил ей жизни. У нее были причины Вас ненавидеть? Я хочу знать.
Аркадий задумался. Он впервые был в нерешительности. Внешне идеально спокойный. Но Надя чувствовала его смятение внутри. Он снова улыбнулся. Ох, лучше бы он этого не делал! Надя ненавидела его улыбку. Он такой безэмоциональный человек, и к этому можно привыкнуть. Его спокойствие таит опасность. Никто не знает, что он чувствует на самом деле. Кажется каждый его поступок что-то означает. Такой человек не может делать добро кому-то безвозмездно. И Надя вдруг подсознательно согласилась с матерью, которая упорно отказывалась от помощи друга семьи.
- Знаю, что противоречу самому себе, но все же... - Аркадий вытащил руки из карманов, обошел свой письменный стол и принялся копаться в одном из ящиков.
Из ящика стола он извлек ежедневник в малиновой обложке. На ней значились инициалы хозяйки дневника. ЭНС. Эмма Неверова-Сигач.
Надя аккуратно взяла из рук Аркадия ежедневник. Она глаз не могла оторвать от знакомого почерка, которым были исписаны страницы.
- Мама... - прошептала Надя.
- Я не хотел ранить твоих чувств. Он оказался у меня в руках, и я не решился его вернуть. Я побывал в вашем старом доме, в том, что забрали за долги. И нашел дневник Эммы. Она его забыла. Мне очень жаль. Но твоя мать ненавидела тебя, Наденька.
- Что Вы такое несете? - Надя вскочила с дивана. Она прижала к груди реликвию, память о матери. - Замолчите, сейчас же.
- Это правда. Наденька, мне так жаль. - Аркадий потянулся к Наде, но она с брезгливостью и ненавистью отстранилась.
- Не называйте меня так! Только мама и папа могли меня так называть.
- Прочти и все сама поймешь.
Надя вылетела из кабинета, сжимая в руках дневник матери. Она заперлась в своей комнате и, устроившись в кресле у окна, принялась читать.
Он был прав. Прав...
Крупные слезы падали на белоснежную бумагу с вензелями по бокам. Черные чернила размывались от влаги. Ровный размашистый почерк Эммы расплывался от слез ее дочери. Знала ли женщина, что однажды самый большой позор в ее жизни вскроется? Могла ли она предположить, что этот дневник будет прочитан?