— Хорошо, Аллант. Скажи, куда мы сейчас поедем?
— Смотри, — он убрал правую руку с панели управления, быстро, четырьмя пальцами набрал комбинацию цифр на квадратной клавиатуре справа, и на экране монитора, расположенного перед сиденьем Надежды, высветилась трехмерная карта города. Аллант остановил машину и повторил:
— Смотри! Вот космопорт. Мы ехали по этой дороге. Вот твой отель. На севере океан: там порт, пляжи. За портом заводы и рабочие кварталы, ничего интересного. Мы поедем сюда, к центру города.
— А там что? — Надежда показала на крупный комплекс зданий, расположенный отдельно, на юго-западе.
— Императорский дворец.
— Да. Туда, на ночь глядя, ехать не стоит.
— Я тоже так думаю, — согласился Аллант и ненадолго замолчал, глядя на спутницу и чему-то загадочно улыбаясь.
— В чем дело? Я сказала что-то не так?
— Нет, все в порядке. Просто я вспомнил, как отец рассказывал мне, что на Даярде очень красивые девушки. Но я не думал, что настолько… Здесь, на Тальконе, ни у одной девушки нет глаз такого цвета. Синий цвет священный.
— Может, все-таки поедем куда-нибудь? — осторожно прервала его Надежда, наклоняя голову к плечу почти горизонтально.
— Да, конечно, пока снова дождь не начался. Я покажу тебе Храм Неба.
Дорога с оживленным движением, ограниченная с боков полосами низкого стелющегося кустарника, украшенного пушистыми кисточками мелких белых цветов, которая огибала город с юго-восточной стороны, после продолжительного однообразия начала круто подниматься на холм и раздвоилась. Машина свернула направо. Здесь почти не встречалось транспорта, только редкие прохожие мелькали на обочинах. Дорога оборвалась на круглой площади, с восточной стороны которой возвышалась крутая пирамида внушительных размеров, увенчанная ярко-синим полушарием.
Аллант остановил машину на краю площади.
— Пойдем, здесь можно только пешком, — и протянул Надежде руку, приглашая следовать за собой.
И ей почему-то захотелось, чтоб её, как маленькую, провели по вечерней чужой площади, огибая многочисленные мелкие лужи, разлитые по тщательно выровненной брусчатке. И она послушно подала руку, ощутив, как горяча его сильная ладонь.
— Этому храму больше семисот лет. А он построен на месте ещё более древнего, разрушенного землетрясением. Божественному Небу поклонялись всегда, насколько история сохранила память о прошлом планеты. Этот храм считается главным на Тальконе, хотя в последние пятьдесят лет население столицы стало заметно меньше посещать храмы. Но зато на другом, Западном материке религиозность почти полная, доходящая порой до фанатизма. В главные храмовые праздники сюда приезжает столько паломников, что площадь не вмещает всех желающих.
Крутые стены были выложены вертикально расположенными ромбами ярко-синей плитки, кое-где осыпавшейся. У самых ворот, открытых настежь даже вечером, широких внизу и сужающихся к верху до крутой арки, Надежда остановилась.
— Слушай, а может мне не стоит входить внутрь, ведь я чужачка.
— Не бойся, сюда можно входить всем. Вера не требует строгой принадлежности к определенной нации, приветствуя терпимость и доброжелательность. Так что, если у тебя нет ничего злого за душой, можешь не бояться.
Есть древнее предание, и оно гласит, что когда-то к дверям храма подошел воитель, захвативший этот город и жестоко казнивший оставшихся в живых его защитников. Двери захлопнулись перед ним, и он не смог войти в храм, как ни старался. Тогда он велел привести ребенка из числа пленных, и маленький мальчик свободно открыл дверь, с которой не могли справиться два десятка сильных воинов. Но вместо того, чтобы войти внутрь и укрыться, ребенок вернулся к матери. Воитель в ярости схватил малыша и задушил одной рукой. И тогда с чистого, без единого облачка неба, ударила молния, и от убийцы остался только расплавленный камень в месте, где он стоял. — Аллант показал влево от входа, — вот этот.
Картина была знакомая. Так плавят гранит взлетающие корабли. Но здесь диаметр пятна не превышал метра. И был обведен тремя кругами, нарисованными фиолетовой, синей и белой красками, начиная с центра. И в самой середине, вплавленная в гранит, косо торчала источенная ржавчиной рукоять меча.
Не чувствуя за собой греха убийства, Надежда смело взялась за фигурно-кованую ручку внутренней двери.
Храм был пуст и освещался несколькими десятками маленьких чашечек-светильников, горящих ярким голубоватым пламенем. На полу, в центре храма каменной мозаикой в сине-белых тонах была выложена огромная звезда с многочисленными волнистыми лучами и расходящимся от каждого лучика сложным геометрическим узором.