Каш Салт, ничего не говоря, запустил правую среднюю лапу в пакет к Матенсу и отобрал бутылочку с водой. Парнишка беспомощно смотрел на ящера, приоткрыв рот, затем всё-таки сделал слабую попытку возмутиться произволом:
— Это-то же ма-аё…
Надежда успокоила обиженного:
— Не дергайся, не выпьет он твою воду. Рептилоиды неделю могут не пить. У него целее будет. — И отобрала воду у Алланта, отдав Кашу и свою бутылочку тоже, не без основания подозревая, что пить ещё захочется.
Доесть им не дали. Многочисленные лампы на потолке начали быстро наращивать яркость, доведя её до слепящей прожекторной. Как ни отворачивайся, всё равно пришлось поневоле жмуриться до слез, выжимаемых из-под ресниц. И вдруг сразу резко — темнота, и даже перед закрытыми веками красные и зеленые пятна. Не успели глаза привыкнуть к кромешному мраку, вновь ослепительный свет, ощущаемый не только глазами, но и всей кожей, И тьма и свет без определенного ритма в чередовании. Прятали глаза от света кто как мог: обматывали головы одеждой, закрывались локтем, ложились ничком на пол… Только приспособились к световому безобразию, как добавилось звуковое сопровождение: гулкое шлепанье на пол редких водяных капель с гнетущим инфразвуковым фоном в неравномерных промежутках между ними. Звуки вполне безобидные, но в бесконечно длящейся тишине на нервы действовали раздражающе. Время остановилось, и рука Алланта, сжимающая пальцы девушки стискивала их сильнее и сильнее, неосознанно причиняя боль. Надежда стояла рядом, не вырывая руку, плотнее прижимаясь к его плечу и шепча на ухо:
— Не обращай внимания. Это кончится, обязательно кончится.
Где-то внизу, под ногами, катаясь по полу, жалобно причитал Матенс:
— Мамочка, да что же это! Неужели они не понимают, как мне нужна эта работа? Да когда же это прекратится?
Судя по невнятности голоса, на его голову была тоже намотана куртка.
Кто-то, видимо, не выдержал, забарабанил в дверь с криком:
— Выпустите меня, выпустите!
И опять сводящие с ума световая пляска и звуковой фон.
Сначала Надежда не поняла, зачем Каш грохнул кулаком по металлической обшивке стены. Но гулкие, слышные во всем зале, удары следовали один за другим, постепенно складываясь в ритм знакомой всем песни, звучащей в барах космопортов по всем секторам. Первыми запели те самые ксантловцы, что попытались сначала выжить Каша из угла, а после уселись неподалеку слева.
Надежда подхватила знакомые слова с четвертой строки, громко, во весь голос:
Припев подхватили многие, в том числе и Аллант с Матенсом.
Второй куплет пели практически все, если всё происходящее можно было назвать пением. Слова выкрикивали с воодушевлением, не жалея горла, отбивая ритм задорной мелодии кто на стене, кто хлопками в ладоши, стараясь перекрыть с трудом переносимое звуковое сопровождение теста.
Пели вслепую, ощущая себя сейчас в единой команде, удивляясь, что эту незамысловатую песенку знают все и поют в основном на интерлекте, а кое-кто и на своем языке.
Отзвучали последние слова припева, и наступила тишина, перемежаемая редким капельным аккомпанементом. Все переводили дыхание, чтоб после короткой паузы дружно начать все сначала. Песня и в самом деле помогала, сводя практически на нет цель, поставленную данным заданием, поэтому, когда без перерыва, не боясь сорвать голоса, запели по четвертому разу, Каш выкрикнул:
— Всё! Можете смотреть. Вроде бы кончилось.
Улыбались друг другу так, словно не виделись долгое время. Каш выдал одну из бутылочек с водой, сам, сделав только один глоток. Бутылочку пустили по кругу, начав с Надежды и закончив Матенсом.