— Селш, ну-ка посмотри, малыш, это не твой папа? Во-он там, возле табло? — Надежда указала направление рукой, помогая малышу сориентироваться, и едва удержала его, с такой силой, неожиданной для хрупкого тельца, тот рванулся к родителю. — Нет, подожди, подожди, — попыталась она утихомирить малыша уже вновь близкого к истерике, — Селш, давай его позовем отсюда, и он сам к нам подойдет. Договорились? Ты ведь уже большой, ты сумеешь позвать его так, чтоб услышал только он?
— Не знаю, — просвистел малыш, — он далеко, не услышит.
— Не волнуйся, не надо, — погладила девушка чешуйчатую мордочку, — мы сделаем так: ты позовешь отца, а я настроюсь на тебя и усилю твой сигнал, чтоб он услышал.
— Не получится. — Почти по-человечески вздохнул малыш. — Люди не могут так общаться, как мы.
— Ещё как получится! Ведь я же разговариваю с тобой на языке Чионы? Ну, зови!
Папаша прилетел на зов сына, едва не сметая всё на своём пути. От волнения он тоже был белёсым и едва ли понимал, что сам говорит, на интерлекте, а Надежда свистит ему в ответ на языке Чионы. Девушка только успела передать с рук на руки малыша, почти восстановившего весёлую зелёную окраску, как объявили:
— Заканчивается посадка на рейс, следующий по маршруту Накаста — Талькона.
Она бережно тронула за среднюю лапку счастливого малыша:
— Ну, Селш Ват, прощай и не теряйся больше. А мне пора, я уже опаздываю.
Взрослый рептилоид что-то кричал ей вслед, но бесполезно. Она даже не оглянулась. Не до того было. Так быстро, как в тот раз ей давно бегать не приходилось.
Пока вспоминала — оделась и, не дожидаясь команды, уселась в противоперегрузочное кресло. И динамики вновь ожили:
— Уважаемые пассажиры, наш лайнер идет на посадку. Пожалуйста, займите ваши места в противоперегрузочных креслах, пристегнитесь, пожалуйста, и нажмите кнопку визуального контакта с экипажем, которая находится в правом подлокотнике кресла. Просим не беспокоиться, возможны небольшие перегрузки, абсолютно безопасные для вашего здоровья. Если возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, дважды нажмите кнопку контакта. Желаем вам мягкой посадки.
Надежда усмехнулась:
— Ах, какая предупредительность! — и отключила наблюдение за каютой. Она не любила, когда её разглядывают. Бортпроводницы забеспокоились сразу же:
— Пассажир пятьдесят девятой каюты, у вас всё в порядке? Пожалуйста, не отключайтесь! Мы должны видеть Вас. Вдруг Вам станет плохо во время перегрузок?
— Тоже мне, перегрузки называются! — фыркнула Надежда, зная очень мягкий и бережный ход пассажирских лайнеров. Она показала в камеру удостоверение Патрульного и вновь отключила внешнее наблюдение. Больше её не беспокоили.
После того, как пассажиров так же вежливо попросили проследовать к выходу, Надежда переждала ещё семь минут, сидя у самой двери своей каюты и держа на коленях маленький рюкзачок — единственный багаж. Она знала глупую пассажирскую привычку оказываться на трапе всем разом, поэтому и не торопилась. Она покинула лайнер одной из последних и ещё на трапе взглянула вверх. Небо, полностью затянутое тяжелыми, низко нависшими тучами, готовилось обрушить из своих набрякших недр мощный тропический ливень.
На пропускном контроле Надежду и ещё семерых пассажиров-накастовцев с вежливо-елейной настойчивостью попросили пройти в соседнее помещение, оказавшееся маленьким конференц-залом с довольно уютными креслами. Смуглый и черноглазый служащий космопорта в кремовой форме прочитал, видимо обязательную, лекцию для впервые посещающих Талькону и, не уставая улыбаться, вручил каждому по сувениру — круглому значку с изображением сине-зелёного двуцветного флага Империи. Затем, пожелав приятно провести время, наконец, удалился. К накастовцам подошел экскурсовод, и, что-то вежливо объясняя, увел их.
Надежда осталась одна. За прозрачной стеной фойе, вероятно, был выход, но тугая, белёсая стена дождя не давала толком рассмотреть ничего кроме козырька-навеса, не спасающего, впрочем, от ливневых струй, и красной мигающей вывески на нем, высвечивающей сначала две строки непонятного местного текста, а потом перевод на интерлект:
«Парковка любого транспорта запрещена».
— М-да, невесело встречает Талькона, — подумала Надежда, — торопиться сегодня некуда. По местному времени день клонится к вечеру. Только устроиться в отель, а все дела завтра с утра.