— Швея, — сказала она, лишь бы как‑то ответить на вопрос. — Я ухожу.
«Мда, она во всем подражает Кику, даже держится, как он. И все же слегка переигрывает», — снова поддался он сомнениям.
— Ты называла имя Тома Улму. Кто это: какой‑нибудь гайдук?
— Я ничего о нем не знаю.
— А я не верю, что ты портниха. — Он решился на эти слова только потому, что не знал, о чем говорить еще. И внезапно заметил, что под мышкой у нее в самом деле… портновский метр!
— Зачем тебе эта деревяшка? — снова спросил он, решив во что бы то ни стало отвлечь ее внимание и каким‑то образом выйти на улицу первым. — У женских мастериц, по–моему, таких не бывает. — Он поднялся с лавки. — Дай‑ка посмотреть.
— Зачем он вам? Метр как метр. Им отмеряют ткань, — и взялась за ручку двери.
— Подожди, подожди минутку! — Он потянулся к деревянной рейке, пытаясь испробовать ногтем древесину.
То была обыкновенная планка из мягкой породы дерева — ели.
«Еще должны быть кнопки», — подумал он.
Прежде чем спуститься по узкой винтообразной лесенке, он сосредоточенно посмотрел на часы, и это означало переход в зону иных мыслей и забот. Жестко напомнила о себе необходимость дождаться мгновений, названных «Три минуты против третьего рейха». Он должен окончательно, собственными глазами убедиться в абсолютной и беспредельной честности Волоха, ответственного за местную организацию. Своими глазами увидеть… знамя, взметнувшееся над площадью. По–человечески он больше всего на свете хотел сейчас этого, только этого.
Три минуты.
Наблюдать за операцией придется с боковой улочки. Он заранее прошелся по ней вчера… Нужно еще раз сверить часы, однако… Что это за тип промелькнул перед глазами; он встречается ему уже второй раз. Обычное совпадение? Трудно поверить. Подумать только: бродяга и сам воротит от него рожу! А походка, походка, она так и выдает его! Какая‑то безликая, явно чужая, взятая напрокат у людей, состоящих на службе…
Но вот наконец можно разглядеть и лицо. Мгновение-другое он смотрит на подозрительного человека и внезапно понимает, что ни за что на свете не смог оы удержать в памяти его глаз, их выражения. Они безлики, эти глаза, поскольку человеку нужно всегда таиться.
Вместо того чтобы направиться к заранее намеченной улице, Зуграву стал отрываться от подозрительного типа, но тот и не думал давать ему такой возможности. Стало ясно: нужно попытаться установить, с какого момента и, главное, с какого места началась слежка. В какой степени она связана с мансардой, «швеей» Викторией, а также и… с другими людьми, уговорившими его ночевать в «надежном месте»? Каков промежуток между ночевкой и появлением этого типа? И еще одно: не может ли быть так, что этот человек попросту причастен к «Трем минутам»?
Нельзя было отмахнуться от неприятных мыслей, напротив, следовало как можно скорее установить истину.
Что же касается такой частности, как необходимость запутать след, провести за нос недалекого соглядатая — это, в конце концов, не составляло особого труда.
Не прошло и получаса, как он оторвался от преследователя. Теперь тому ни за что не напасть на его след. Однако после того, как он приблизился к зоне проведения операции — с изрядным опозданием, — в нескольких шагах от себя увидел все того же типа. На этот раз рядом со шпиком был и другой человек.
Зуграву мгновенно скрылся за углом дома. Впрочем, на операцию он все равно опоздал. Она уже состоялась.
Правда, разговора между ними Зуграву уже не услышал.
— Почему ты не подал сигнал, как обычно? — строго отчитывал второй безликого прилипалу. По–видимому, это был какой‑то старший чин… Он был коренастым, плотным и все время держал правую руку глубоко засунутой в карман плаща. — Нужно было дать сигнал — ребята сразу бы сорвались с места!
— Но какой это имело смысл? Истекло три минуты, и они бросились врассыпную… Что можно было сделать?
— Как это что? — в бешенстве прокричал человек, державший руку в кармане. — Стрелять вдогонку! Убитый или раненый, но хоть один да попался бы!
Он задыхался от злости и, еще раз бросив испепеляющий взгляд на попавшего впросак шпика, повернулся и, тяжело ступая, удалился.
II
…Три минуты. Волох взял на себя всю ответственность за операцию, к тому же попросил, чтоб за нею проследил и Кишинев. Он принял самые строгие меры предосторожности, даже сосчитал шаги, которые предстояло пройти, не говоря уже о связи и путях отхода. Но самым главным, конечно, был категорический приказ: «Ни одного арестованного!»