Но при всём этом Глава Коллеги всё-таки входит в Совет Маары! И с уходом Регара (по прикидкам Сколера – ещё года два-три, ну пусть четыре) – Арахна, которой сегодня всего двадцать два года, займёт его место.
А Сколер останется рядовым палачом. Да, он хорошо относится к Арахне, но не настолько, чтобы любить её и всю жизнь держаться подле неё, забыв о себе, как Лепен. Да, с нею весело, но сейчас Сколеру было не до веселья.
Самое паршивое было в том, что он не видел выхода. Жалование в Коллегии было небольшим – сорок монет золотом, плюс за каждый год надбавка по монете, на каждый третий – три вместо, на пятый – по пять, плюс премии за срочность или массовость. Да и при условии того, что форменную одежду, основное пропитание и даже крышу над головой предоставляет казна – выходит неплохой капитал.
Вот только его мало в Мааре, в те дни, когда цены так скачут! Скопленных Сколером монет (он не был особенно бережлив, и всё-таки умудрился скопить пару сотен монет) – не хватит больше, чем на сезон безработицы. А дальше? что за этой безработицей? Палачей не любят. В Секции Закона вход заказан: Судейство полно снобов, а Дознание закрыто от случайных желающих в него попасть именно на службу. В другие Коллегии податься? Все знают, что он был палачом, а их…
Терпеть сложно рядом с собой того, кто знает пять вариантов по отсечению головы топором с одного удара и может спросонья и в любом хмельном бреду связать любую из семи удавочных петель.
Когда Сколер начинал, ему казалось, что это хороший вариант службы. Законник! Палач! Да и сбежать от шумной семьи, где в каждом углу было по два брата или сестры, где не хватало и на кусок хлеба для всех…нет, тогда Сколер не жаловался.
–Да, – сказал Сколер сам себе, но всё-таки тихо, словно стены могли услышать его, – тогда я был бы счастлив и Арахне служить, и кому угодно. Что изменилось?
Годы! Изменились обстоятельства – вот и всё. Сколер узнал сытость, узнал хмель, женщин. Он закрыл свои первичные потребности, потом обрёл дружбу в лицах Арахны и Лепена, а теперь его путь никуда не вёл, но противный дух метался, требовал развиваться, требовал перемен, пробуждал амбиции!
Лежать было бессмысленно и Сколер рывком поднялся с постели. Тело, полное молодости, требовало двигаться, шевелиться, бежать, идти – да хоть чего-нибудь!
Он размялся с остервенением, затем направился в купальню. Странное дело – пока его тело было нагружено ничего не значащими упражнениями, в голове было чисто и светло, но вот он без движения, в его руках кусок казённого мыла и казённая же мочалка и…снова вернулись мысли.
«Собственно, чем я хуже? Я старше Арахны. Я мужчина. Палачом всегда проще быть именно мужчине! Всё-таки сила!» – он снова вернулся к размышлениям. Должность Главы была единственной перспективой и то – недоступной просто потому что Регар так захотел.
И где, спрашивается, мозг у Регара? Где его рассудок? Почему он решил, что Арахна лучшая? Что она потянет? Ей не из чего выбирать! Пусть будет рада, что не попала как все сироты в Коллегию Сопровождения, откуда выходили прачки, портнихи и прочая обслуга. Вот где чёрный труд!
А она?..
–Она моя подруга! – вслух укорил себя Сколер и с раздражением покинул купальню. Желудок требовал еды.
На столе в нижней зале стояло три порции каши, глубокая миска с грибным паштетом, тарелка с сыром и хлебом, горячий травяной настой. Отличный завтрак! В первые дни своего пребывания в Коллегии Сколер радовался такому обилию.
Сейчас он оглядел стол и с тоской понял, что вариации завтрака были скудными за всё это время, что он был в Коллегии. Менялась каша и сорт паштета. Если везло – давали рыбный или куриный. Если нет – грибной. А так…каша-паштет-сыр-хлеб-настой.
Можно, конечно, заказать что-то за счёт своего жалования у поваров, что угодно, только плати, но Сколер проигнорировал эту мысль – иначе он понял бы, что сам виноват в своём раздражении.
Три тарелки. Ага, Регар уже позавтракал и ушёл. Как всегда. Он утром уже бодр. Они завтракают, а Регар уже пробежался по делам. И это тоже…надоело?
Надо поесть!
Сколер сел за стол и принялся методично уничтожать свою порцию. Через пару минут к нему присоединился Лепен, коротко поприветствовал внезапно мрачного Сколера и сказал:
–Арахна сейчас спустится.
На памяти Сколера не было, пожалуй, такого дня, когда Арахна вставала бы раньше всех или хотя бы со всеми. Она до последней минуты выжимала всё из своего сна и одевалась нередко, уже спускаясь по ступеням. И всё равно приходила к остывшему завтраку и возмущалась об этом, прекрасно зная, что сама виновата.