Выбрать главу

— Понимаю, почему. А полиция вас не беспокоит?

— О нет — они приходят в гости не реже, чем другие.

Эти кабели уходят сквозь червоточину в космос и держат на месте весь мир.

Она указала на вообще пустое место, потом взвизгнула вниз на пучочек верёвок, валяющихся на полу. Весь дом начал опускаться, окна лопались, как мыльные пузыри. Я пытался выбраться, когда она схватила меня за руку и заорала:

— О, мистер, мы мертвы, мы все мертвы.

Я замечал в моменты опасности — ублюдки преграждают мне путь и заявляют очевидное. Как-то раз я копал картошку и попал по черепу, который треснул, как яйцо, и испустил ядовитый газ. Я бы разобрался с проблемой в своём любимом стиле, если бы опёршийся на вилы в соседней траншее жирдяй не сказал: — Попал по черепу, который испустил газ, а?

Естественно, я налетел на него и за пару минут закопал. Так и вышло, что забавный случай стал причиной вины и предостережения, которые до сих пор со мной.

Год спустя картофелещеики, которых я посадил, начали заполонять тот газон, как белые эмбрионы. Они совсем не были похожи на тыквенные головы, которые тётя учила меня растить для жарки. Эти твари визжали на высоте тона кровотечения и молотили пухлыми конечностями, которые раздувались с тревожной скоростью. Все абсолютно без пигментации. Мне было страшно, и я сам не знал, почему.

Остальное можете додумать. Пошёл туда с лопатой и начал их дырявить, прорубал в них щели, и тошнота подкатывала к горлу от вида фиолетовых внутренностей. Вся стая принялась вопить: “кровавый убийца”, кусать края моих штанов липкими челюстями и смотреть мне прямо в глаз, как тюленята. Не описать моего отвращения к себе. “Отныне — только редиска”, — подумал я. Человека не должны доводить до слёз его увлечения.

Представьте себе, все мои попытки расплаты наталкиваются на алчность и скупость, о, да. Как-то по случаю сделал большую личинку из клея, теперь навсегда останется в памяти, как её вытащили из кухни и дожгли на дороге. Потом все изображали страшное удивление, когда в неё по касательной врезалась машина, водитель обгадился, и брызги огня разлетелись во все стороны. Это был последний раз, когда я пытался оставить свой знак в дневные часы. После все проснулись и обнаружили, что дом сделан из шоколада. Я думал, меня будут благодарить — даже чрезмерно. И Эдди притворился признательным, но внезапно начал всхлипывать. Я был слишком занят собственными мыслями и не заметил, что таким инициативам здесь не рады. Всё убрал и сказал, что всё нормально, можете заходить. Но тут приехала полиция и на меня повесили обвинение.

К слову, — и эту историю стоит рассказать, — Пустой Фред знает, как замаскироваться под полицейского. Но он выдаёт себя, стоит только открыть рот — начинает смеяться и быстро махать руками, такими рубящими движениями. Его руки слишком быстрые для местных — поддерживают его в спорах и вызывают головную боль на пустом месте. “Не стоит слишком много спорить, — говорили ему сначала. — Погрузись в неторопливость и мирно иди своей дорогой”. Фред понял их превратно — загнал под свою машину фермера. Затормозил как раз вовремя, чтобы поздороваться с его женой далеко впереди.

Мы на эту тему встречались в баре, когда нахлынули неприятности.

— Дым и пыль в тот раз скрыли даже его пистолет.

— Я видел.

— Но убийство аккуратное.

— Ага — и длинная кровавая просрочка.

— С этого места — поподробнее.

Потом началась тема с психиатром, к которому меня отправили власти. Никакого конкретного смысла, но всё происходит из инцидента, включающего собак и крепкую привязанность, — старая песня. Во время визита я только пялился в окно, пока он не задёрнул занавески — мой первый и последний приличный сеанс на прошлой неделе граничил с фатальным для нас обоих. Он сидел и гундел, что мне надо просто расслабиться и рассказывать всё, что лезет в голову. Не поверил, когда я сказал, что это моя жизнь в кратком изложении.

— Хочешь поговорить об этом? — спросил он.

— Если это поможет мне слезть с крючка этой бригады ублюдков, — сказал я, — я готов сожрать собственную хрупкую бабушку.

Что я сказал психиатру

Пропустим всякую чушь про детство и сразу перейдём к насилию, а? Англия — душевая занавеска для скромного мясника, как вы знаете. Минотавр всегда говорит, что пока ты способен избегать света прожекторов, можешь научиться чему угодно.

— Переборщи с блеянием, и истинная пряность станет тушёной плотью ветхих перекрёстков, — считает он,

а посему в Магазине Ярости он куёт из слёз монеты и всё время хлебает странный, артикулированный суп.

—В молитве нужны детали — это тебя притормаживает.

— И задерживает разочарование? — предложил я однажды, но он просто уставился на меня, лицо как лепёшка, представляете? Такой он был, окружённый радиаторной почвой и маленькими генераторами возмущения, которые собираются сами, обвиняя меня.

Но мне всё равно было нечего делать, так что я смотрел, как он готовит канал боли в нездоровом воздухе.

— Потом я замочу кость во тьме, — сказал он, — страдающую на дожде и тихо ведущую мою руку, в таком ключе — чтобы привлечь обитателей.

— Обитателей?

— Обитателей бесодома — смотри, вон один. — И он прижал кость как телескоп к моему глазу — я увидел щедрую болезнь и вопящий дым, жёлтые сознания, разбегающиеся и бесконечные.

— Крошки логичны, хотят* отвергнуты. Жизнь есть жизнь.

В тёмной комнате руины всей массой накатили на стены, отдалённый трепет в старых окнах — потом он стукнул по столу костью, как пустым стаканом, прерывая процесс.

— Поплещи больной судьбой им в лицо и зашей рану на живую нитку.

Я уже слышал об этом раньше, когда Пустой Фред использовал похожий принцип, чтобы этерически вырезать-вставить эдакую конюшню на пустыре рядом со своим балаганом. Она задумывалась как место, где спрячутся Войска Годбера, когда копы за ними охотились. Пустой Фред присоединился к Войскам, потому что они оказались единственными ублюдками, достаточно сбрендившими, чтобы игнорировать его. Нижняя часть стояла на регулярных интервалах, которые он вытащил из постели и пропихнул в дверь корпуса, и только парашют был между ним и дланью Бога. Время от времени неохотно надевал форму, пустые эполеты прибиты степлером к плечам — помнится, перевёрнутые запятые, поднятые брови, ирония. По крайней мере, он так их задумывал, но по мне они больше походили на шкурки бананов или следы его надвигающейся смерти на ауре.

— Что ты видел с помощью лайки магоискателя, брат? — спросил он, прихлёбывая.

— Скальпированную брюшную полость, подкожный хаос, рудиментарные мозги, связанную тьму, обугленные аватары. В механическом каньоне выстроились официантки. Всё блекнет перед этим, брат. Держись подальше.

— И он, о, так изящно заронил идею спереть кость.

Сопри кость, — сказал он. — Мы разбогатеем. Омары на обед с мёртвыми и так далее.

Но когда пришла пора, он отправился на тренировочный десант в Новый Крест — явно кровавый кошмар. Повсюду парашюты, войска рыдают, визг машин, двадцать трупов.

И тогда я взял в дело Эдди. Он, я и Рубитрон пошли в город проверить товары в кино, где показывали директорскую перверсию чего-то, что вполне годилось для начала. Не о чем будет жалеть, если всё пойдёт вразнос.

— Что ты видел с помощью лапки магоискателя, брат? — спросил Эдди, прихлёбывая.

— Сплошную красоту, — сказал я.

— Это фигня, — засмеялся он, когда мы подошли к месту. — Однажды я нажал на щёку кошки, и она издала эдакий смешок, вроде хихиканья, или не хихиканья.

— Или не хихиканья? Ты что, сам не знаешь?

— Я, скорее, не могу сказать, было ли это на самом…

— Может, это был хохоток?

— Знаешь, скорее, всё-таки хихиканье.

— Руб, ты запоминаешь?