Глава 25
— Матвей, какого хрена? — вцепившись руками в верхушку стремянки, Василиса уставилась вниз на де-юре — удерживающего шаткую конструкцию, а де-факто — изучающего ее нижнее белье Белорадова.
Делал он это нагло, наслаждаясь процессом, и совершенно не стесняясь ни самой Васьки, ни присутствия в библиотеке посторонних личностей, включая изучающую соседний стеллаж Зайцеву и помогающего ей Резнова.
Узенькая поимей-меня юбка-карандаш облегала крутые девичьи бедра как перчатка, но находящийся позади длинный разрез демонстрировал едва прикрывающее ягодицы черное кружевное белье, разглядывая которое Матвей чувствовал, как рот наполнялся слюной, в брюках, в районе ширинки, становится слишком тесно, а мысли крутятся в одном направлении: взвалить этот трофей на плечо, унести в свою комнату и не выпускать из своей постели неделю, не меньше.
Он уже смирился с тем, что хочет ее. До умопомрачения, до черных точек в глазах. Так, как никого и никогда не хотел. С неистовой жадностью, и до взвинченных нервов. Мелкая паршивка с дерзким язычком, кукольным личиком, совершенным телом языческой богини и дрянным характером. С виду девочка-девочка, а внутри строптивая ведьма, рядом с которой он не мог определиться, то ли придушить язву, то ли поцеловать, да так, чтобы искры из глаз. У обоих.
Он честно пытался избавиться от этого наваждения, успокоить своего демона, чье терпение с каждым днем становилось все тоньше и тоньше, и жить дальше. Пытался переключить внимание на тех доступных девушек, что вечно окружали его и друзей. Но ничего не выходило. Одна недостаточно рыжая, вторая совсем не зеленоглазая, у третьей размер груди не тот, четвертая слишком худая, пятая чересчур покладистая.
Как же угораздило так попасть? Похоже, в прошлой жизни он успел нехило накосячить, тут к оракулу не ходи.
— Я вот-вот упаду, а ты мне юбку взглядом прожечь пытаешься! Лучше бы помог, или тебе религия не позволяет? — надув губки, Василиса топнула каблучком по ступеньке, от чего стремянка зашаталась еще сильнее, и, если бы не придержавший ее снизу Матвей, соприкосновение пола и пятой точки Фроловой было бы неминуемо.
— Ну вот ещё, у меня и отсюда отличный вид. Ни на что не променяю, — подмигнул ей парень и вернулся к разглядыванию ее нижнего белья.
— Белорадов, ты бесишь! — снова огрызнулась Василиса и, смирившись со своим положением, продолжила перебирать корешки книг, даже не зная, что, собственно, ищет, — «Энергия света», «Истоки темной силы», «Генеалогическое древо королей- вервульфов». У меня скоро мозги в трубочку свернутся от этой паранормальной дребедени. Почему в престижной академии до сих пор не додумались сделать электронный каталог книг? Открыла бы на букву «Х-холодок» или «Н-невидимка» и существенно сократила себе круг поиска.
— Бывший ректор Сломов был хоть и добряк, но человек старой закалки, приверженец традиций, консерватор, — пожал плечами Матвей, — будь его воля студенты продолжали бы носить мантии, а за каждую провинность их наказывали бы розгами. Даже Изольда, с ее талантами, редко могла на него повлиять. То, что на тебя напало, явно имеет темные корни. Начни пока с учебника по темной силе.
Услышав из его уст имя симпатичной преподавательницы Васька сжала зубы, почувствовав, как сердце обожгла слепая ревность. Неожиданное и неприятное чувство, которое раньше ей испытывать не приходилось.
Ей нравилась сильная и волевая Изольда, но слышать, как Матвей нахваливает другую женщину было выше ее сил.
— И как я без тебя жила все это время? — проворковала она так сладко, что диатез у парня был не минуем, и потянулась за тяжелым талмудом, где описывались истоки темной энергии.
— Ясен хрен, что в печали и тоске, — хмыкнул Бел, чем вконец взбесил вздорную девчонку.
Низко зарычав, Васька рванула на себя книгу, но, не удержав равновесие, соскользнула ногой со ступеньки и полетела вниз.
***
Паника.
Жуткая паника захлестнула по самую макушку, сковала тело и отключила мозг. Прижав к груди толстенную книгу, я летела вниз и видела перед глазами цифры: три, два, один, БУМ!
БУМ, как ни странно, не случился. Вернее, я, конечно, приземлилась, но без БУМА, прямо в объятия Матвея. Такие надежные, крепкие, медвежьи, вызывающие дрожь во всем теле и томление внизу живота.
Собственнический взгляд черных глаз впился в мои влажные губы, по которым тут же пробежал мой язычок, и на мгновения стал всем моим миром. Мне уже не угрожала опасность переломов из-за падения, но паника никуда не делась. Сердце продолжало биться о ребра как пойманная в силки птица, а жар в теле в рекордные сроки сменялся ознобом и наоборот.