— Могу себе представить, как Хантли расправится с вами, если узнает, что вы вовлекли меня в это дело. Но не беспокойтесь, я ему ничего не скажу. Можете положиться на меня.
Кинг взял ее за руку и на мгновение коснулся ее губами. Элизабет невольно отодвинулась.
— Меня мутит здесь, — сказала она. — Я хочу вернуться назад.
Кинг, кажется, не оскорбился. Он посторонился и вежливо пропустил ее вперед. Затем медленно двинулся следом.
С первого слова, как только Кинг стал ей рассказывать о Келлере, Элизабет поняла, что все это ложь. Мафия, наркотики, проституция, коррупция властей — всего лишь бойкая болтовня, расхожие фразы, сплошное вранье. Хантли и раньше изобличал мафию. Элизабет знала об этом подробно, и наверняка поэтому Кинг и избрал эту тему.
Люди охотнее верят в то, о чем уже слышали. Но Кинг не учел одно важное обстоятельство. Не то что не учел, а просто не знал об этом. Он говорил о Келлере, принимая за правду ее собственную ложь. Будто Келлер все это время молча просидел в другой комнате. Поверив в это, он нарисовал ей нелепый образ закоренелого преступника. И даже не заметил ее насмешки, когда она сравнила эту историю с киносюжетом. Келлер совсем не походил на того, кем его пытался представить Кинг. Она спала с ним, трогала его шрамы, чувствовала его мозолистые руки на своем теле. Никакой Келлер не мафиози. Эти-то живут в роскоши, носят дорогую одежду, каждый день бреются в парикмахерской. Они не приютят умирающую от голода беженку.
Кто бы ни был человек, которого она полюбила, ничего общего с тем образом, который нарисовал ей Кинг, он не имеет. А если это ложь, то роль ее дяди еще более подозрительна. Насколько он замешан в этом деле и почему Кинг так боится, что Хантли об этом узнает? Скорее всего, он не столько опасается мести Хантли, сколько того, что Элизабет уличит его во лжи. Скорее всего, так оно и есть. Что бы там ни говорил Эдди Кинг, на самом деле он не боится никого, даже ее дяди. Чем больше Элизабет пыталась разобраться во всей этой истории, тем более зловещей она представлялась.
За ужином Элизабет говорила мало. Она была напугана, взволнована и не могла есть. Поковыряв в тарелке, прислушалась к тому, что рассказывал Кинг о Западной Германии.
Он кажется, был в прекрасном настроении и развлекал ее дядю скандальными историями из жизни видных европейских политиков, заставляя его покатываться со смеху. Развеселить Хантли, человека по натуре мрачного, было непросто, но Кингу это удавалось. Элизабет недооценивала раньше его способностей. Сейчас она видела, как он ловко втирался в доверие к таким богатым, деспотичным и подозрительным людям, как Хантли. Пускал в ход все свое обаяние, чтобы развлечь их. Да, он зарабатывал свой ужин как опытный профессионал. Он был остроумен, образован, всегда в хорошем настроении. Ей и самой нравились в нем эти качества. Всего несколько недель назад она летала с ним в Бейрут и не могла не признать, что он прекрасный эрудированный собеседник. Она была покорена им так же, как и ее дядя. Он мог бы сойти и за друга, с одной, правда, оговоркой. Если бы не то отвращение, которое она почувствовала к нему, когда он прислал ей цветы, и не панический страх, охвативший ее в оранжерее.
Элизабет пыталась соединить воедино два образа Эдди Кинга — того, кто развлекал всех за обеденным столом, и того, кого Лиари подозревал в предательстве, — но все дальше заходила в тупик. Это были два разных человека: один — умный и знакомый, другой — холодный и страшный. Этот словоохотливый интеллектуал не мог быть настоящим. Слишком уж совершенен спектакль, который он разыгрывает, и слишком безупречен создаваемый им образ. Искусный актер, много лет играющий одну и ту же роль, — вот он кто, Эдди Кинг. Без помощи Лиари Элизабет никогда бы не раскусила его. Да и сейчас никак не могла поверить в реальность одного из двух образов. О другом Кинге она не знала ничего, кроме одного факта — его тайной встречи в Париже. Вот он-то и есть настоящий. Его-то она инстинктивно боится.
— Ты ничего не ешь, — заметил вдруг Хантли. — В чем дело — сидишь на какой-нибудь дурацкой диете?
— Нет конечно, — сказала Элизабет, — просто я не голодна.
— Какое счастье, если не приходится следить за весом, — вступила в разговор Даллас. — Хантли терпеть не может полных женщин, правда, дорогой?
Камерон был в хорошем настроении. Он был рад присутствию Эдди Кинга и рад, что здесь Элизабет. Он одарил Даллас улыбкой:
— У тебя хорошая фигура, можешь не беспокоиться. Мне нравится, в какой ты сейчас форме. Вот и поддерживай ее.
— Непременно, — сверкнула своей обворожительной улыбкой Даллас. — Ради тебя, дорогой, я уж постараюсь.
После ужина все перешли в кинозал, где Хантли смотрел новейшие фильмы. В кинотеатры он не ходил уже двадцать пять лет. Во Фримонте демонстрировались последние исторические фильмы, кинокомедии и лучшие зарубежные ленты. Но у Хантли была одна любимая картина — «Унесенные ветром», — которую он непременно смотрел по крайней мере раз в месяц. Хантли она не надоедала, а Вивьен Ли он провозгласил самой красивой женщиной среди киноактрис. Когда пришло известие о ее смерти, Хантли без перерыва просмотрел всю картину и, говорят, даже прослезился. Сейчас показывали французский триллер «Рифифи», старый классический фильм, который очень нравился Хантли. Элизабет оказалась рядом с Кингом. Он любезно подносил ей огонь и делился с ней и Даллас своими впечатлениями от фильма, который вынужден был смотреть чуть ли не десятый раз. Хантли Камерона не заботило, скучно или нет его гостям. Ему фильм нравился, а это был единственный критерий его выбора. К счастью, картина оказалась короткой. И все этому обрадовались, в силу разных причин. Хантли — потому что после ужина ему требовался определенный стимул, поскольку он намеревался сегодня переспать с Даллас. А она — потому что Хантли дал ей понять о своем желании, положив в темноте руку на ее бедро. Кинг — потому что ему было невыносимо скучно и хотелось поскорее от всех уйти. А Элизабет — потому что намеревалась кое-что предпринять, и именно этим вечером.
Она ушла первая. Сказала дяде, что у нее разболелась голова, поцеловала его, пожелала Кингу спокойной ночи и поднялась в свою комнату. Постель уже была приготовлена, ночная рубашка, халат и тапочки — все на своих местах. Элизабет подошла к туалетному столику и взглянула в зеркало. Она была бледна, под глазами лежали темные круги. Кинг солгал ей, и доказательством тому был его страх, что она может рассказать все Хантли. Он боялся не гнева Хантли и даже не мести. Это был страх, что его версия не найдет подтверждения. Вот в чем истинная причина. Он и Хантли вместе замешаны в каком-то деле. Но одно было очевидно: какие бы общие цели у них ни были, ради чего бы они ни переправили Келлера в Штаты, мотивы у них разные. И был только один способ узнать, что за этим кроется, а именно: сделать то, чего она обещала Кингу не делать. Пойти к дяде — и сразу же, как только она убедится, что Эдди Кинг лег спать.