Стихи кончились с грохотом барабана и Лермонтов переключил селектор на вращающуюся Землю.
— Наверно, — сказал он вслух, — наверное, есть надежда, но только если у нас будет время. Могут ли политики выиграть достаточно времени?
Глава ВТОРАЯ
Достопочтенный Джон Роджерс Грант положил ладонь на мигающий огонек на консоли письменного стола и тот исчез, отключив телефон безопасности с Лунной Базой. Его лицо сохраняло выражение удовольствия и отвращения, как всегда, когда он кончал разговор с братом.
— Не думаю, что я когда-нибудь выиграю спор с Мартином, — думал он. — Может быть это потому, что он знает меня лучше, чем я сам.
Грант повернулся к телевизору, где оратор был в полной готовности. Речь началась спокойно, как начинались все речи Гармона. Полная резонирующих тонов и призывов к разуму. Спокойный голос просил внимания, но теперь он стал громче и требовал его. Фон позади него тоже изменился, так что Гармон стоял теперь под звездами и полосами, покрывающими полушарие, с огромным американским орлом над Капитолием. Гармон доводил себе до одного из своих знаменитых приступов бешенства, и его лицо искажалось от обилия эмоций.
— Честь? Это слова, значения которых Липскомб теперь не понимает! Чем бы он ни мог быть — а, друзья мои, мы все знаем, сколь велик он некогда был, — он больше не один из нас! Его камарилья, темные людишки, нашептывающие ему, разложила даже такого великого человека, как президент Липскомб! А наша нация истекает кровью из тысяч ран! Народ Америки, услышь меня! Она истекает кровью из незаживающих ран в лице этих людей и их Кодоминиума!
Они говорят, что если мы покинем Кодоминиум, это будет означать войну. Я молю бога, чтобы этого не случилось, но если это случится, то зачем эти тяжелые времена. Многие из нас будут убиты, но мы умрем как мужчины! Сегодня наши друзья и союзники, народы Венгрии, Румынии, чехи, словаки, поляки — все они стонут под гнетом своих коммунистических хозяев. Кто держит их там? Мы! Наш Кодоминиум! Мы не стали больше, чем рабовладельцами. Лучше уж умереть как мужчины.
Но до этого не дойдет. Русские никогда не станут драться. Они размякли. Так же размякли как и мы. Их правительство охвачено тем же разложением, что и наше. Народ Америки, услышь меня. Народ Америки, слушай!
Грант тихо произнес два слова телевизору и тот выключился. Ореховая панель скользнула над потемневшим экраном и Грант снова проговорил два слова.
Стол открылся, предложив бутылочку молока. Он ничего не мог поделать со своей язвой, несмотря на все достижения медицинской науки. Деньги не были проблемой, но никогда не было времени для хирургического вмешательства и недель с регенерационными стимуляторами.
Он полистал документы на столе. Большая часть была рапортами с ярко-красными обложками службы безопасности и Грант на миг закрыл глаза. Речь Гармона была важной и, вероятно, повлияет на предстоящие выборы. Этот человек начинает досаждать, подумал Грант.
— Не следует ли мне предпринять что-нибудь относительно него. — Он с содроганием отложил эту мысль в сторону. Гармон когда-то был его другом. — Господи, до чего же мы докатились? — Он открыл первый рапорт.
Произошли беспорядки на съезде в Международной Федерации Труда. Трое убиты и гладкие планы переизбрания Матта Бреди полетели к черту. Грант снова поморщился и выпил еще молока. Сотрудники разведки заверяли его, что это пройдет легко.
Он порылся в рапортах и обнаружил, что ответственность за это несут трое из детей крестоносцев Харви Бертрама. Они установили подслушивающие устройства в номере Бреди. Этот идиот не придумал ничего лучше, как заключать сделку именно там. Теперь ребята Бертрама имели достаточно доказательств продажности боссов, чтобы воспламенить чувства делегатов на дюжине съездов.