Сам не помню, как отрубился. Но в чувства меня привела сильная пощечина на следующее утро.
– Вставай, гоблин, – орк поднял меня с постели и повел на выход. – Детектив хочет с тобой поговорить.
Я не успел даже отлить, не то, чтобы вообще прийти в себя и что-либо осознать. Я оказался в комнате для допросов также быстро, как человек, внезапно осознавший, что проехал свою остановку.
Стены окрашены в голубой цвет. Я сижу за столом, прикованный наручниками к стулу. К слову, стул специальный. Гоблинский. Похож на такой, в который детей садят, когда накормить хотят. С такими же длинными ножками и короткой спинкой.
На столе передо мной стоит графин с водой и стакан. Не знаю, для меня или для того, кто будет вести допрос. Слева висит большое зеркало. Во всю стену. Там прячутся те остальные, которые тоже будут свидетелями допроса. Я в фильмах видел, как все это происходит. Хоть руки и скованы, но средний палец мне никто не обездвиживал. Воспользуюсь демонстрацией его, чтобы подсказать наблюдателям в каком направлении отправиться.
Я показывал средний палец в зеркало, когда детектив Оглах вошел комнату для допросов.
– Что ты делаешь? – спросил он, посмотрев в зеркало. Вернее, на мое отражение в нем.
– Предлагаю твоим дружках катиться к черту, – огрызнулся я.
Гоблин еще раз посмотрел на зеркало, затем перевел взгляд на камеру на потолке.
– Там никого нет, – заключил он. – Уж тогда в камеру показывай. Вон туда. Ей, Стлив! Это тебе за то, что сожрал с утра все пончики и не поделился.
Гоблин отошел в сторону, чтобы его узкая спина не загораживала мой жест.
Медленно опуская палец, я впервые задумался, что за зеркалом действительно может никого не быть. Грустнее всего думать о том, как я выглядел все то время, пока детектив не вошел сюда. Ну тоже плюс. Может теперь они отправят меня в желтый дом, вместо синего? И зачем вообще наблюдать за допросом через стекло, если вся комната утыкана жучками и камерами? В своем мире мне стоило смотреть фильмы посовременнее.
– Вы незаконно продержали меня тут все ночь, – заявил я. – И я требую адвоката. И буду просить компенсацию за моральный ущерб.
Знаю я эти правила. Они на любой планете должны быть плюс-минус одинаковые.
Детектив молча залез на такой же, похожий на детский, стул. Нам только столиков не хватало, чтобы устроить настоящий детский праздник. И шариков из картошки, чтобы начать кидаться ими друг в друга.
– Ты знаешь, за что мы тебя задержали? – спокойно спросил Оглах.
Все понятно. Хочет, чтобы я ему сам рассказал в чем виноват. Так я и перечислил все свои грешки. Ищи дурака! Ну уж нет.
– Не знаю, – твердо ответил я. – И все еще требую адвоката.
– Ладно, – выдохнул гоблин.
Затем он достал из внутреннего кармана плаща какой-то чип и бросил на стол.
– Что это? – спросил я.
– Пару дней назад на одной станции метро старушка бросилась под поезд…
– Ее фамилия случайно не Каренина? – усмехнулся я, пытаясь максимально продемонстрировать свою непричастность.
Но учащенный пульс все равно снова появился в углу моего «экрана».
– Хах, – совершенно искренней усмешкой ответил гоблин и продолжил: – Мы разобрали эту старушку по частям и обнаружили, что некто Георг Восемьдесят Три взламывал ее систему незадолго до смерти…
Я незаметно сглотнул.
Дак вот в чем дело. У них есть информация, что я залезал в голову бабуси. Но если так подумать, это совершенно ничего не значит. Не буду признаваться. Нет доказательств. Они будут вынуждены выпустить меня, после того как не смогут ничего доказать.
– Я не буду ничего говорить, – помотал головой я. – Если хотите чего-то добиться – зовите адвоката.
Я попытался дотянуться до графина с водой, но тщетно. Испытав это маленькое поражение я снова откинулся на спинку стула.
Гоблин выдохнул и поежился в своем кресле.
– Какого черта тут так холодно? – внезапно произнес он и посмотрел в камеру, висящую на потолке, прямо за ним.
– Это тебе за пончики, – послышалось из динамика над входной дверью и кондиционер, висящий рядом, стал работать еще более шумно.
Понятно. У копов свои приколы. Только вот я тут причем? Мне же тоже кости ломит, мать вашу.
Оглах застегнул плащ на все пуговицы до самого подбородка и внимательно посмотрел на меня.
– Послушай, Георг, – он впервые обратился ко мне по имени. – Я смотрел записи с камеры наблюдения. И думаю, что ты защищал девушку.