Это заставляет меня чувствовать себя последней сволочью.
В конце концов, что плохого случится, если я пару часов потусуюсь среди таких же снобов, каким все считали и меня?
— Хорошо, — киваю, заранее приготовившись весь вечер строить из себя невозмутимость.
Главное, не утухнуть от скуки.
— Вот и ладненько, — сияет мать. — Осталось только подобрать тебе что-то в одной цветовой гамме с нами.
— Это ещё зачем?
Неужели нельзя просто прийти, сделать доброе дело и свалить? Зачем нужны все эти детские причуды с «общим цветом»? Это ведь обычный приём, где соберутся люди, привыкшие к наигранным улыбкам и показушному добродушию, которым эти «сливки общества» прикрывают своё лицемерие и меркантильность, словно ширмой…
Мать цокает.
— Что бы ты в этом понимал… Каждая семья будет в своей палитре — у нас это будет бордовый.
У меня вырывается смешок, потому что в моём гардеробе вещей такого цвета даже близко не было.
Хотя…
— Будет тебе бордовый, — криво ухмыляюсь родителям, отчего мать подозрительно щурится.
Вообще я по жизни терпеть не могу яркие цвета и всякие новомодные принты в одежде; если открыть мой шкаф, то глаза ожидаемо разбегутся от обилия чёрных, тёмно-синих и серых цветов с перемежающимися оттенками. И в этом мрачном царстве было всего два светлых пятна: мой белый костюм, купленный на венчание родителей два года назад, и в который я при желании мог бы втиснуться и сегодня, если б не дурацкое условие; и бордовая рубашка, которую на прошлый день рождения подарил Лёха — со словами «Твоя одежда навевает такую тоску, что энергетические вампиры подохли бы от голода». Фыркаю, потому что понятия не имею, как Шастинский умудрился подарить мне именно ту вещь, которая понадобилась мне через год.
Официальный приём запланирован на семь часов вечера, так что я надеялся, что моего двухчасового присутствия хватит для того, чтобы произвести нужное впечатление, потому что торчать там «до победного» в мои планы не входило. Прикинув, что в моём распоряжении есть ещё целых четыре часа, плюхаюсь на кровать, надеясь провалиться в полуторачасовой сон — я ж не робот, чтоб сутки на ногах без последствий провести — но телефон издаёт звук упавшей на стол монеты.
«Я уже две недели пытаюсь вытащить вас всех подальше от цивилизации… — бухтит Лёха. — Хоть бы спасибо сказали».
«СЕЙЧАС ЯНВАРЬ! — закипает Кир. — Куда ты собрался? Отмороженными причиндалами тюленей пугать?»
«Блин, реально, давайте хотя бы марта дождёмся, — взывает к разуму Егор. — В такую погоду только у камина под пледом торчать».
«По-хорошему, самое то будет в середине апреля, — подаю голос. — Достаточно тепло, чтобы не клацать зубами, и всё ещё спят эти ползающие и летающие твари».
«Как ты с родственничками грубо:)», — «напрашивается» Шастинский, и я мысленно отвешиваю ему подзатыльник.
На мгновение залипаю на мерцающие точки, говорящие о том, что Макс и Егор что-то пишут, и сам не замечаю, как меня резко вырубает — будто щёлкнули выключателем. Подскакиваю только тогда, когда меня за плечо кто-то настырно тормошит.
— Костя, да проснись же ты, наконец! — взвизгивает мать, и это действует покруче будильника. — У тебя полчаса, чтобы привести себя в порядок!
На автомате поднимаюсь и иду в душ; в этот раз вода производит практически нулевой эффект, так что я всё ещё дико хочу спать, когда возвращаюсь в комнату и напяливаю на себя чёрные брюки и бордовую рубашку. Всплеск эмоций случается, когда я пытаюсь завязать проклятый галстук чёрного цвета, который отказывается завязываться, но на помощь приходят проворные пальцы мамы, которая справляется с ним в считаные секунды — сказывается многолетняя практика. Образ дополняют чёрные кожаные ботинки и часы на левом запястье — чтобы не дай Бог не задержаться дольше положенного.
А в голове, словно шарик для пинг-понга, бьётся одна-единственная мысль: как выдержать этот двухчасовой ад?
* * *
На подобных мероприятиях всегда витает «атмосфера денег» — приторно-едкая, словно смог, напоминающая удушающий захват на шее; и большинство из присутствующих относились к этой атмосфере с поклонением, потому что считали, что деньги могут решить всё, и понятия не имели, как именно они достаются. Нет, мужчин с толстыми кошельками я в расчёт не беру: конечно, они вряд ли въёбывают по двадцать часов на каком-нибудь заводе, но нужно иметь как минимум острый ум и цепкую хватку, чтобы заработать такое состояние — даже если они банально присваивали чужое, как бы дико это ни звучало.